Виктор Цой. Последний герой современного мифа

21.02.91 г. Сама себя спрашиваю: зачем я записываю свои мысли? Наверное, дело в том, что эта тетрадь должна пережить меня, как я уже пережила Его, так пусть хоть что-то останется от этой истории, ведь пока я еще тут – я думаю… А думаю вот о чем. На днях вдруг поразила мысль о неслучайности Его ухода именно в тот момент, когда это произошло. На первый взгляд странно, но если вспомнить, каким мы его знали… Сначала – худеньким ершистым мальчишкой, затем – стройным, сильным и очень загадочным парнем. Вместе с внешностью менялись и песни, но он был все тот же – знакомый, только повзрослевший. И вдруг – открытие. 1990 год, киевские концерты. Самое сильное впечатление – Он. С прежними песнями, но совсем другой. Вместо ожидаемого чувства восторга – ощущение чуда и поклонения. Вместо прежнего, так знакомого всем Витька – молодой мужчина, большой, удивительно красивый и совершенно НЕ ТАКОЙ. На вопрос: «Ну, как концерт?» – народ почему-то отвечал: «Знаешь, а он, оказывается…» Говорят, идеальный возраст человека – 33 года, пора физического и духовного расцвета, пик возможностей. Думаю, эту дату можно сдвинуть немного вперед, потому что именно в 27–28 Он стал настоящим мужчиной – взрослым, серьезным, ответственным. Достиг зрелости, вершины физической и духовной красоты. И гармонии тоже достиг, потому что был счастлив, возможно впервые в жизни. Неизвестно, сколько времени бы продлилось это состояние. А он был нужен. Очень нужен. И возможно, кому-то мешал. Он был взят из этой жизни именно в том возрасте, когда представлял собой максимум того, что мог представлять. Случайно ли это? Не знаю. Мне почему-то кажется, что нет. «Забирают всегда не просто так…» (К. Кинчев)…[898]

Альберт Попов, один из устроителей воронежского концерта 1988 года:

Я, кстати, то есть стеб-рок-бард Красный Огурец, был единственным из музыкантов, кто выступил на вечере памяти Вити (первая годовщина, 15 августа 1991 года, ДК Ленсовета, 19 час.; эта афиша висит у меня на стене) с посвященной ему и другим ушедшим от нас рокерам песней (под мои электробарабаны) «Барды уходят» («Там, наверху, много места для нас…»). Никогда это не забуду. В зал набилось более 2000 тусовки со всей страны, я пою, голос срывается, слезы текут, а передо мной темный зал, весь в огоньках спичек и зажигалок! Правда, вечер делали Марьяна с Белишкиным, потому Айзеншписа туда, естественно, не приглашали. А я тогда был почти рок-«звездой», известным и уважаемым «артистом оригинального рок-жанра», единственным в Европе рок-бардом-ударником… Но на следующий день на гала-концерт в «Юбилейном» напрашиваться не стал – там были «гранды»…[899]

Вячеслав Карабулькин:

…В 1992 году, после окончания школы и успешной сдачи экзаменов в вуз, я второй раз в своей сознательной жизни посетил родной город Санкт-Петербург. К тому времени, с учетом интересов, я составил свою, альтернативную культурную программу, в которую входили также посещения Рубинштейна, 13, и Богословского кладбища.

Тогда в Питере жили наши родственники – тетя Валя, троюродная сестра отца, и дядя Миша, ее муж, Гальчинские. Люди они были, мягко говоря, совсем немолодые – разменяли к тому времени седьмой десяток лет. В их присутствии, не надеясь на взаимопонимание, я высказал, однако, свои пожелания. Дядя Миша вдруг выдал мне гневную отповедь: «Да ваш Цой был дебилом! И те, кому он нравится, – тоже дебилы! Ни слуха, ни голоса… Вот у нас на Украине, помню, Гнатюк был: когда пел – душа радовалась, вместе с ним пела! А этот что?»

И вдруг, совершенно неожиданно, тетя Валя самоотверженно, воодушевленно и абсолютно искренно вступилась за честь Цоя и мое право посетить его могилу. Она с такой горячностью заклеймила дядины слова, устыдила его и заставила сесть за руль и вести всех нас на Богословское кладбище. А по пути рассказала, что ее лучшая подруга на протяжении чуть ли не 30 лет – мама Юрочки Каспаряна, которого она, в свою очередь, с пеленок знает. И что она была на его свадьбе, когда он на Джоанне женился. И видела там Витю Цоя. И не только там видела, и общалась с ним неоднократно. Причем рассказала это так буднично, что я просто чуть не сошел с ума.

Было 16 августа 1992 года. С момента гибели Цоя прошло два года и один день, но у его могилы было около двухсот человек. Еще стояли палатки, в которых жили паломники, приехавшие со всех концов СНЕ. И тетя Валя сказала: хорошо, что мы приехали сегодня. Вчера мы бы сюда просто не попали – здесь были тысячи, если не десятки тысяч…

Дядя Миша угрюмо и пристыженно молчал…[900]