Не успел он приехать в Архангельск, его тут же «раскусили» солдаты. В общем, это было несложно – жаркий июньский день, а тут человек весь в черном, до носа погруженный в черный же шарф, очки и темная шляпа завершали домаскировку того, чьего прибытия ждал почти весь город. «Вы Виктор Цой?!» – скорее утвердительно заорали ребята. «Нет!» – сказал человек голосом с интонациями, многократно повторенными находящимися вблизи магнитофонами. А вечером того же дня, стараниями радушной к своим гостям Беллы Высоцкой, в кафе «Чайка» был маленький ужин, на котором «КИНО» в полном составе налегало на коньячок. За стенкой гудел чей-то выпускной. Разморенный коньячными парами и жарой, я спустился к туалету покурить. Рассматривал Цоя сквозь стеклянную стенку – там уже тусовалось порядочное число новоявленных выпусников, утомленных бесплодным созерцанием кумира и справедливо полагавших, что в банкетном зале курить ему не дадут, а значит, надежда на близкое общение реальна именно в этом месте. И действительно, скоро он скрылся за одной из дверок вышеозначенного заведения. «Цой вон в той кабинке», восхищенно загалдели «зрители». Господи, как это глупо. Но еще глупее был я сам, с одной стороны, осуждающий столь бестактное благоговение, а с другой – распираемый гордостью от сознания себя как особы приближенной, а значит, избавленной от необходимости подобных чувствоизлияний. Стояла жуткая духота. Мокрые от пота солдаты едва сдерживали мокрых от восторженных слез поклонников. В промежутках между ними стояли дельцы с портативной видеокамерой для съемки неожиданных эксцессов. Им удалось заснять весь концерт. Когда темная машина с черным Цоем подъехала ко Дворцу спорта, он сказал: «Я здесь не выйду, они меня разорвут». Они его не разорвали. Это было как в самом безумном сне – фанаты с белыми мышами в волосах, милиционеры – злые от обреченного понимания, что им никогда не отогнать всех поклонников от дверей цоевской раздевалки. Он сидел на скамейке, в черных носках, в плавках и майке. Голова запрокинута, и чуть раскосые устало-грустные глаза полузакрыты. Выжатый большой человек, во всем своем облике сконцентрировавший нежелание кому-либо что-либо объяснять. От этой картины и ее подтекста у меня отвисла челюсть, и тут я получил самый внушительный за всю прожитую жизнь толчок в грудь. Передо мной стоял не вызывающий никакой нежности телохранитель, расчитывавший своей пятерней вышибить меня из седла… то есть раздевалки. К вступившемуся Цою я подбежал с ябедой на его персонал:
– Виктор, вот у вас чувство собственного достоинства сильно развито?
– Ну.
– А каково моему чувству собственного достоинства после того, как ваш телохранитель меня в грудь пихнул?
– Если вы его в грудь пихнете, вам легче станет? Иди сюда (телохранителю).
– Пихайте его в грудь.
Трусливо вывернувшись на том, что я уважаю чувство собственного достоинства телохранителя, я счастливо избежал необходимости выполнения цоевского радушного предложения…
Алексей Рэдфорд:
Белла Высоцкая, о которой я уже сказал, помогла мне тогда организовать интервью с Цоем, за что ей огромное спасибо. Представьте! Мне девятнадцать лет. Я еще неопытный журналист. А передо мной звезда таких масштабов. Конечно, я страшно волновался перед интервью. И, наверное, мог тогда задать совершенно глупый вопрос, но все прошло удачно. Цой мне показался на удивление скромным. Даже складывалось ощущение, что он стесняется рассказывать о себе. На вопросы Витя отвечал одним – двумя предложениями. Он тогда рассказал коротко о программе, которую привез в Архангельск, признался, что ему очень нравится Русский Север, и он хочет попробовать нашей архангельской клюквы, морошки и брусники, а также беломорской рыбы.
Она, кстати, была на ужине, который был устроен в ДК моряков, сейчас – «Модерн». Ужин длился несколько часов. Было там и спиртное. Виктору и музыкантам Белла Высоцкая подарила сувениры и фотоальбомы о Русском Севере. Виктор долго их разглядывал и листал страницы, отойдя вдаль от стола. Мне показалось, что ему хотелось побыть в одиночестве и скорее уехать в гостиницу (а жили «киношники» в гостинице «Двина») на отдых перед предстоящим концертом. Группа «КИНО» к нам приехала сразу после гастролей в Риге, музыканты после самолета выглядели уставшими. Прямо у трапа самолета ТУ-134 была открыта бутылка шампанского, которое гостям разлили в граненые стаканы. Не многие журналисты, увы, успели пообщаться с ним лично… Для нас его песни были зеркалом того сложного и революционного времени в стране. До этого же была перестройка, страна менялась… Все завидовали моему знакомству. Больше всех расспрашивал мой двоюродный брат Максим, который живет в Москве. Ему не удалось получить автограф Цоя в столице, а я на интервью с Виктором взял с собой пластинку «КИНО», на которой он расписался. Эту пластинку с автографом было решено подарить брату… О чем бы я спросил Виктора Цоя сейчас? Не знаю. Наверное, предложил бы поразмышлять о том, как мы жили в 90-е, и сравнить свободу тех лет с тем, что мы имеем сегодня…