В прихожей горел тусклый свет, и черной дырой шел пустой коридор. Виктор отвернул голову от пустоты и быстро дернул дверь к себе в кабинет. Шарил рукой - скорей, скорей выключатель. А это что? Что это? У Виктора закружилось в мозгу - на просвете окна встала черная, женщина, что ли? Груня вдруг. Нет-нет! И Виктор глаз не спускал с силуэта, пальцы быстро, паучьими лапами шарили сзади выключатель. Без шума движется, движется на него, у Виктора сжало горло. Он схватил, зажал в кармане револьвер. Надвинулась совсем, и что-то толкнуло в грудь, и Виктор вздернул руками и сполз по стенке на пол.
Папа
ТАНЕЧКИНЫ пальцы медленно, беззвучно поворачивали французский ключ, Танечка смотрела, как они это делают, как вывязили из замка ключ, и не скрипнула дверь, и как повернули замок изнутри и заперли воздушно дверь. Таня слышала, как ходит отец по столовой, и в такт его шагов на цыпочках прокралась в свою комнату, сбросила в темноте пальто, шляпу, ощупью повесила в гардероб. Вешала под топот каблучков горничной - наверно ужин, ужинать накрывает. Таня почти не дышала. Она осторожно легла на кровать и тотчас, порывом, сунула голову меж подушек, и тут жар сорвался из всего тела и бросился в лицо, в голову, и Танечка быстро и коротко глотала душный воздух, и вдруг зубы стали стучать неудержимой дрожью.
- Да барышнино новое-то пальто тут, - слышала Таня, как из десятой комнаты, - без пальта не пойдут. Разве вниз, к евреям. Сходить?
И щелкнул замок в дверях. И вот шаги, к комнате, папины. Таня сильней вжалась в подушку, и вот щелкнул выключатель.
- Да ты дома? - И Таня вдруг вскочила на постели, откинулась подушка.
- На, на, возьми,- Таня совала Ржевскому маленький дамский браунинг, ну возьми же. Я убила его, этого Вавича. Сейчас.
Ржевский хотел сказать: "Что?" Но не сказал ничего. С полуоткрытым ртом быстро подошел, видел, что правда, сел на кровать, быстро спрятал в карман браунинг. Он схватил Танечкины руки, прижал дочку к себе и быстро шептал в ухо:
- Видел кто-нибудь? Видел? Где это? Скорее!
- Никто, никто, - трясла головой Таня. Она говорила сухими губами. - Я его ждала у него. Прислуга ушла, он пришел. Никого не было.
- Наповал? - едва слышно спросил Ржевский.
Таня кивала головой, и вдруг Ржевский почувствовал, как мелко задрожали Танины руки и дрожь, дрожь дергала все тело. Ржевский с силой прижал Таню и целовал в щеки, в глаза, в уши и сильней, сильней прижимал к себе. В это мгновение позвонили с парадной.
- Ты больна! - толкнул на подушки Таню Ржевский и быстро вышел на звонок.
- Да, она дома, - слышала Таня голос отца, - понятно не отзывалась, она больна, а мы тут. Сейчас десяти, пожалуй, нет. Вы застанете, бегите к Бергу, нате вам на извозчика.
Таня слышала, как пробежала одеваться горничная, как зашлепала из кухни старуха.
Как это папа сказал: "десяти, пожалуй, нет" - горячо думалось Танечке.
Теперь закрыть глаза - это старуха лоб щупает, "уксусу", говорит - и хотела заорать разрушительным визгом - вон!
- Да вы разденьте ее, бабушка. Я вам помогу.
- Папа, папа! - говорила Таня. И хорошо как он взял всю голову в свои руки и гладит и похлопывает - как он все может. И Танечка боялась, чтоб папа на миг хоть выпустил голову.
Поздно ночью Ржевский заперся у себя в кабинете. Он быстро чистил браунинг. В кассете не хватало патрона. Ржевский вставил новый. Смазал. Обтер. Кобура мятым портмонетиком оказалась на дне кармана. Ржевский аккуратно вложил браунинг, защелкнул кобуру и сунул в карман брюк.
- Я к Андрушевичу! - крикнул хриплым, потускневшим отдачи голосом Андрей Степанович. И осторожно стукнул в дверь. Послушал. - Я к Андрушевичу, - тише сказал Андрей Степанович и отшагнул от двери - кажется, слышал: "Ну хорошо, хорошо".
"Разбудил, может быть, глупо". - Андрей Степанович вдруг первый раз увидел свои руки, когда брал палку, перчатки - толстые пальцы - как ребята, дети какие-то. Милые и жалко их. И перчатки натянул грустно, бережно.
- Анна Григорьевна, тут записка, что ли, - говорила Дуня в двери, уж с вечера запертые глухие двери Анны Григорьевны. - Письмо, сказать, вроде девушка приносила, - и Дуня стукала осторожно уголком крепенького конвертика по дверям.
Двери открылись. Анна Григорьевна в неубранных седых волосах, и полутьма от спущенных штор, и только розовым цветком светит лампадка вверху угла. Дуня не знала, как смотреть в мутные напухшие глаза старухи.
- Записочка, - и Дуня опустила глаза, - передать просили.
Анна Григорьевна смотрела на Дуню, будто узнать что хотела, и мигала, не брала в руки конвертика, и Дуня держала за кончик, хотела уж повернуть назад, а барыня руку поднимает и как во сне берет в кулак - прямо, подумать, во сне, - и пошла в комнату, дверь так и оставила открывши.
Анна Григорьевна повернула выключатель, читала голубенький билетик и не могла понять.
"Админ. Вятку. Целую. В."
Дуня слушала у дверей. Бочком стояла на случай. "Ой, идет, кажется! Туфли зашлепали". - Дуня отступила большой шаг и вроде половичок поправить - нагнулась.