Виктор Вавич

- Ну вот, - сказал Израиль, - и довольно и больше не надо. - Он затряс головой. - Не надо! - он поднял палец, подержал секунду и вдруг зашагал большими шагами прямо к воротам.

- Нашел он свою шляпу-то? - кричал Всеволод Иванович. Тайка не отвечала. Он слышал, как она прошла в свою комнату.

- Что там? - услыхал Всеволод Иванович голос старухи.

- Ничего! - крикнул Всеволод Иванович хриплым невыспанным голосом и закашлялся. Встал, кашляя, всунул ноги в туфли и пошел отплеваться в кухню.

- Фу, дьявол! - говорил Всеволод Иванович. - Иду, иду! - крикнул он в двери, зная, что, наверно, зовет жена. - Да котелок он свой вчера... ветром сдуло, - Всеволод Иванович не мог отдышаться.

- Открой шторы! Открой, ничего, что рано, - говорила старуха. Она вглядывалась при свете в лицо мужа. - А что случилось, что? - И старуха силилась приподняться на локоть. Она мигала, морщилась на свет и здоровой рукой прикрывала глаза. - Сева, Сева, говори.

- Да не знаю, нашел он или нет, - Всеволод Иванович стал поднимать с полу бумажку у самого порога, - не знаю, Тайку спроси, черт его, - и Всеволод Иванович зашлепал из комнаты.

- Сева! - крикнула старуха.

- Ну, - остановился Всеволод Иванович в дверях, - не знаю, не знаю, - замахал рукой, сморщился.

- Тая! Тая! - кричала старуха, и казалось, вот кончится голос.

- Да иди ты, мать зовет, не слышишь, - крикнул Всеволод Иванович в Тайкину дверь.

Тайка вышла, быстро, как будто далеко еще идти, с шубейкой на плечах. Всеволод Иванович не узнал, будто не она, чужие глаза - как прохожая какая! Он глядел вслед дочери. Тайка быстро прошла к старухе. Она стала посреди комнаты, держась за шубейку. Всеволод Иванович прислушивался: обе молчали. В доме стало тихо, совсем по-ночному, будто никто не вставал, и во сне стоит Тайка в шубе.

Всеволод Иванович ждал - нет, и шепота нет, и боком глаза видел, что не движется Тайка. Всеволод Иванович глянул тайком на окна: казалось, что потемнело, что назад пошел рассвет. Он снова скосил глаза на Тайку, и время как будто не шло - Тайка стояла.

Всеволоду Ивановичу не видно было жены: что она? Молчит и смотрит, Тайку разглядывает? Слов ищет? Какие же тут слова? Находят они, бабы, слова какие-то, находят!

Всеволод Иванович ждал недвижно в неловкой позе.

- Тайка! - вдруг зашептала старуха. Всеволод Иванович дышать перестал. - Помяни мое слово - придет. Сам придет. Верно!

Секунду еще стояла Тайка, как неживая, и вдруг дернулась к старухе, с шумом откатился стул. Всеволод Иванович быстро зашлепал туфлями вон - бабы, у них свое, пошли, выдохну-лись слова! Всеволод Иванович возился, топтался в холодной кухне, брался за самовар, сунул полено в холодную плиту и шарил на полках. Луку - головка - подержал, повертел и сунул в карман. Поплакать, что ли, пока один?

"Реноме"

- ВИТЕНЬКА, Витенька, ты же две ночи не спал! - Груня раздувала воздух широким капотом, носилась по коридору.

Вавич мигал в прихожей набрякшими веками, вешал шашку, шаркал раззудевшими ногами.

- Покажу тебе, барин какой! - ворчал хриплым голосом Виктор. - При исполнении - болван!.. Репа с бородой!.. Стрелять такую сволочь: при военном положении...

- Ешь, ешь скорей и ложись! - кричала Груня из столовой - бойко брякали тарелки.

Вавич тяжелыми ногами, насупившись, входил и злым глазом глядел на Груню и говорил:

- Сссволочь... какая!

- Ты это на кого это? - И стала рука с ножиком у Груни, и масло с ножа ударилось о скатерть.

- А! - махнул Виктор рукой. - Дурак один с бородой.

- Обидел? - Груня подняла брови.

- Стрелять!.. - и Виктор дербанул с размаху кулаком в стол - вдруг, срыву. Ахнула посуда. - Да ну, к черту! - и Виктор сел, упер обе руки в виски и закрыл глаза над столом.

- Пей скорей и ложись, ложись ты, Витя. - Виктор мотал головой. Кофейным паром стало обвевать лицо, и сон стал греть голову.

- Ешь, ешь, - говорила Груня, трепала за плечо.

- Грунечка! - вслепую Виктор поймал Грунину руку, потащил к губам. - Грачек, знаешь, тоже... я ему: ах ты, говорю, болван! Он чуть не в драку, мерзавец... А полицмейстерша... - Вавич почувствовал, как мигнули мозги в провал... - а полицмейстерша: цыц!

- Потом, потом! - слышал сквозь сон Виктор. - Да пей же, простынет. Ой, простыни-то! - и Груня вдруг дернулась, задела стул Викторов и выбежала из комнаты.

- Фу, - набрал воздуху Виктор. Он тяжелой рукой стал мешать в стакане. Покачивал головой и шепотом твердил матерные слова как молитву. - Сохрани и помилуй! - кончил Виктор и думал о бомбе.

Он слышал, как в спальне Груня орудовала свежими простынями.

Виктор сонно жевал, хлебал горячий кофе мелкими укусами.

- Сохрани, черт возьми, и помилуй! - шептал Виктор. И вздрогнул: резанул, как хлестнул, звонок в передней. - Фу ты! Кого это черт несет? - Виктор встрепенулся, отряс голову.

- Здесь, пожалуйте! - услышал Фроськин говорок и ухом поймал, что стукнула шашка о косяк.

- Кто? - хрипло гаркнул на всю квартиру Вавич.