Читаем Виктор Вавич полностью

Оба с минуту глядели, как дышало зарево.

- Так что ж? Идем, или вы будете стоять, когда там...

- Да я тут обязан... - перебил студент.

- А ну вас! - Башкин шагнул прочь. - Ко всем чертям! - сказал он, шагая. - К сволочам!

Башкин свернул за угол. И вдруг тонкий рожок кареты "скорой помощи" - и холодок дунул под ложечкой - спешной дробью простукали лошади, и вон фонари кареты пересекли улицу. И опять рожок, и бедственный звук прижал под грудью. Башкин шагал слабее.

<p>Сдачи</p>

- ДА НИЧЕГО там не того... не разберешь. - Виктор стоял боком в дверях столовой, без сюртука, в подтяжках. Он глядел и досадливо морщился на стенные часы и переставлял карманные. - А черт! Вот замотался, часы теперь стали - дьявол их... Да вчера ж тебе говорил - вот как к свиньям все за... за... черт его знает, - и Виктор завертел в воздухе кулаком с часами и зло, без терпения, глядел на Груню. - Не знаю, одним словом, - и Виктор вышел, и Груня слышала: возился, бросал что-то и с силой пинком толкнул стул.

Крики с улицы, и не визгливые, а густо поют будто. Груня вскочила, накинула шаль, побежала. Фроська туда же.

- Тебя куда несет! - крикнул Виктор в спину, как поленом стукнул.

Фроська на месте свернулась, платком полморды закрыла и перевивается вся.

- Марш в кухню! - крикнул Виктор и пошел по коридору. - Тебе чего, дуре, надо? Тебе чего понадобилось? Фроська дернула плечом.

- Подрыгай мне! Подрыта какая, скажите. Ее там не хватало. Фроська повернулась к окну.

- Сапоги!.. - крикнул Виктор. - С вечера! С вечера, дура, валяются!

Фроська шагнула, подняла с полу Викторов ботфорт.

- То-то! - Виктор пошел к себе, но в это время дверь распахнулась, и Груня торопливо вбежала, красная, и лицо все в радости и головой кивает, будто с веселым сюрпризом.

- Витечка! Народу! Поют, ходят, как на Пасху прямо. Ой, один смешной, понимаешь!

И Фроська из кухни высунулась, сапог на руке надет. Виктор стоял вполоборота.

- Мерзавцы! Орут, мерзавцы! - крикнул Виктор. Груня брови подняла. - Жидам царя продали! - крикнул во всю глотку Виктор, ушел к себе, хлопнул дверью, хоть не очень.

Виктор сел на стул среди комнаты, слушал, идет ли Груня. Не идет.

- Тьфу! - плюнул Виктор со всей силы в обои перед собой. Встал, вышел в прихожую, лазил по карманам шинели, глядел чуть вбок. Платок достал - все злой рукой - пальцы нащупали конфету, и с платком вместе пихнул в карман шаровар, в самый низ. Ушел к себе.

В квартире было тихо, и слышно было, как подымались голоса в улице.

- Уря-я! - передразнил Виктор. И вспомнил, как Сеньковский кривлялся на еврейский манер: "Долой самодержавию и черту оседлости!"

Виктор скрестил руки, вцепился пальцами, и вдруг истома выгнула спину, и Виктор вытянулся на стуле, голову за спинку, и дохнул едва слышно сквозь зубы:

- Ре-ежь!

И вдруг оглянулся на Грунины шаги за дверью. Виктор вскочил, открыл двери и сделал хмурое лицо.

- А знаешь, старика можно устроить. Я уж говорил там... Видел полицмейстершу, просил, обещала. - И Виктор смотрел в глаза Груни, трогал глазами, пробовал.

- Ага! Ага! - говорила Груня, перевешивала Викторову шашку на крайний крюк.

- Да, и скажи, чтоб шинель почистила... и карманы вытрясти... труха всякая.

Виктор еще раз глянул в Грунины глаза, а Груня смотрела на вешалку, обдергивала свое пальто.

- Я думаю, Петру Саввичу надо, - начал Виктор и глядел на папироску, закуривал. Думал, глядит теперь на него Груня или уйдет сейчас, и вдруг над самой головой затрещал звонок.

Виктор кинулся к дверям, толкнул по дороге Груню.

- Кто? Кто, спрашиваю? - и держался за ключ.

- Не отпирай, не отпирай! - шептала сзади Груня. Но Виктор уже вертел ключом, он толчком распахнул дверь, толкнул человека.

- Да чего ты, дьявол, с ума сходишь! - какой-то штатский. Виктор нахмурился, вглядывался. Голос ведь знакомый.

- А тьфу тебя! - и Виктор пропустил мимо себя человека. Маленькая барашковая шапочка сковородочкой сидела на боку, как наклеенная.

- Да, конечно, Сеньковский, - шептал он и протискивался мимо Виктора. Он глазами уж зацепил Груню и протягивался к ней в узком месте. - А красивый, правда? - И Сеньковский состроил дурацкую рожу Груне.

Груня тихо повернулась на месте и пошла в коридор, в кухню.

- Гордая онау тебя, что ли, или не обедала? - говорил Сеньковский в прихожей.

Виктор запер дверь, оглянулся.

- Видал? - Сеньковский мотнул головой к дверям, и дрыгнула шапчонка.

- Штатское у тебя есть? - уж из гостиной говорил Сеньковский. - Нету? Ну-ну-ну, брат! - и Сеньковский размахивал пальцем перед самым носом Виктора. - У нас, брат, чтоб было! А где хочешь, там и доставай. Сейчас, брат, тебе расскажу. - Сеньковский скинул грязненькое пальтишко, кинул вместе с шапчонкой на диван, на подушку - Груня кошечку вышивала. - Водка есть? Без водки этого дела не разберешь. - И Сеньковский прошел в столовую. Там на скатерти стояли еще неубранные тарелки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза