Виктор! Виктор! Свободное падение

— Кари Ларсен? Вчера она утверждала, что ее экс-муж не из породы самоубийц. А сегодня вдруг передумала. Корит себя за то, что из-за развода у него началась депрессия, которая оказалась сильнее его. Друзья и сослуживцы поют тоже самое.

— Ты перестал подозревать его в польской афере?

— Напротив, здесь-то собака и зарыта, поэтому он и исчез. Его шеф вчера признал, что брошюра скорей всего отпечатана у них, на Иннхередсвейен. Мартенс легко мог это устроить во время сверхурочных. Поскольку ни одна из официальных благотворительных организаций не получала перевода на такую сумму, я считаю, что Мартенс смылся с деньгами.

— Что-то не верится, чтобы классный высокооплачиваемый печатник пошел на такое. Огромный риск из-за, по сути, годового заработка.

— Наверно, рассчитывал наварить больше.

— Вы разослали на него ориентировку?

— Только по своим каналам, — Рённес капнул кофе на «Брайтон» — «Найттинтэм» и вздохнул. — Нам надо, чтоб он считал, будто мы поверили в его самоубийство. К тому же нельзя забывать о семье. О Кари Ларсен. Особенно о дочке. Вряд ли ребенку полезно читать в газетах или слышать, что отца разыскивают. К тому же в любую секунду Мартенса могут выудить водолазы. Я только надеюсь, что все прояснится в ближайшие день-два, потому что послезавтра я собираюсь в отпуск.

— Ты имеешь в виду чемпионат по лыжам?

— Именно. В этот раз мы надерем и финнов, и русских. На этот раз даже наши прыгуны с трамплина в отличной форме. Эй, что с тобой?

Первенство мира, вертелось в мозгу у Шредера, первенство… русские… Что если… Только предположение, но проверить не мешает.

— Спасибо, Кристиан. Ты подкинул мне идейку.

— Мог бы отплатить мне той же монетой — побьет «Вест Бромвич» «Эвертона» или нет… А то сидим, мучаемся, ловим кого-то.

— Вот посмотришь, они еще споются — мой шпион и твой мошенник. Они еще будут скрываться вместе.

Старший инспектор Рённес громко расхохотался в ответ на шутку.

Выдержки из дневника

Среда, 17 февраля

Робинзон Крузо вел дневник, пока не кончились чернила. Мое изгнание так не затянется. Год Крузо пойдет за день Мартенса. Чернила мне и вовсе ни к чему. Я тут нашел старенькую машинку Нурдванга и двадцать листов бумаги, надолго хватит. Честно говоря, марать бумагу меня не особенно тянет Но, наверно, через несколько лет, наткнувшись на эти заметки, я растрогаюсь и буду умильно вспоминать, как жил на Свартнаккене. К тому же я считаю, что в изоляции необходимо придумать себе какое-нибудь дело. Потому что уже сегодня, к исходу второго дня, я предчувствую, что временами буду тяготиться одиночеством. Хотя наверняка выяснится, что такое полное уединение дарит другие, новые ощущения. Как бы то ни было, я сдюжу. Кстати, тут оказалось совсем не жарко, но я выдержу.

Как добрался сюда прошлой ночью, я едва помню. Вчера вечером я вроде несколько раз приходил в себя. Но окончательно проснулся от холода. Печка погасла. Нурдванг не лукавил, дом действительно летний. Я принес дрова, затопил, стало лучше. Потом часа два распаковывал вещи и обустраивался. Включил транзистор — молчит. Я уж испугался, что он сломался, но оказалось, что нужно было настроиться на другой диапазон. Слушаю в основном новости. Обо мне пока не сообщали.