Викторианский Лондон

А кто из родителей не слышал отчаянной мольбы найти туалет? Поначалу мистер Дженнингс, который так старательно оборудовал туалеты в Хрустальном дворце, когда тот находился в Гайд-парке, сурово сказал: «в Сиднем идут не затем, чтобы мыть руки», но в итоге победил здравый смысл, и поставленные мистером Дженнингсом туалеты в Сиднеме приносили доход в 1000 фунтов в год.[743] В конце концов, после титанической борьбы был разрешен алкоголь. Еще одна битва разгорелась по поводу того, должен ли Хрустальный дворец быть открыт в воскресенье. Поскольку заявленной целью всего предприятия было образование масс, таким людям, как Мейхью, казалось смешным закрывать его по воскресеньям, в единственный свободный день, в который могли приходить трудящиеся. Эта битва продолжалась шесть лет. Еще один кризис был вызван скульптурными изображениями щедро одаренных природой мужчин. Всеобщее внимание переместилось с грудастых греческих рабынь Гайд-парка на мужские статуи, на которых не было даже фрагмента цепи. Собрание епископов, в том числе и архиепископ Кентерберийский, и несколько пэров написали в «Таймс» 8 мая 1854 года, меньше, чем за месяц до открытия, утверждая, что такое зрелище уничтожит «природную скромность, одну из опор Добродетели… которую сама Природа поставила на пути Греха». Очевидно, природа не подозревала о побочных эффектах гениталий. Но — что уже было серьезно, — это могло угрожать доходам Компании Хрустального дворца, потому что «десять человек из тысячи в знак протеста отказались посещать Дворец (вместе со своими семьями)». Подобное зрелище могло быть вполне хорошо для античных греков и римлян, но «мы протестуем против таких обычаев в христианской и протестантской Англии».

Епископы хотели лишь небольших исправлений классических слепков: «удаления частей, которые „в жизни“ должны быть прикрыты, хотя… также хотелось бы, чтобы был использован обычный фиговый листок» — неясно только, после «ампутации» или вызывающий возмущение орган мог быть просто прикрыт. Это вызвало небольшую панику. Несмотря на отчаянные поиски гипсовых фиговых листков, 50 статуй в день открытия оставались «неисправленными».[744] Между тем, какая реклама! (Если подумать, у епископов были основания для протеста. Женскую анатомию выше талии можно было разглядывать каждый вечер в опере и во всех общественных зданиях Уайтхолла. Мужчины могли видеть обнаженных проституток, но у женщин не было подобной возможности. Респектабельные супруги вступали супружескую связь одетыми в длинные ночные рубашки. Женщины могли не иметь понятия о том, как выглядит мужской пенис. После того, как они видели — а представшие их взорам замечательные образчики покоились на изящно вьющихся лобковых волосах, — у них могли появиться новые искушения, но впрочем, вряд ли увиденное могло ввести их в грех.

Пакстон создавал в парке водные сооружения, можно сказать, с маниакальным упорством. Пруды, бассейны, озера, резервуары и каскады, водяные храмы и фонтаны требовали гораздо больше воды, чем могла предоставить местная водная компания. Ничуть не обескураженный Пакстон вырыл колодец у подножия холма и накачивал воду в водонапорные башни, которые сконструировал на вершине. Они вышли из строя и были заменены башнями конструкции Брунеля. Водные сооружения Пакстона становились все более сложными — и более дорогими. Здесь было 11 000 фонтанов, в том числе два многоструйных, равным которых не было в мире, — они выбрасывали воду на высоту до 280 футов. В июне 1856 года Пакстон смог продемонстрировать свои достижения королеве и тысячам зрителей. Один из современников пишет:

Колеблясь между искушением посмотреть на фонтаны и на ожидаемое прибытие королевы, элегантная толпа не знала, что предпочесть. Колебаниям скоро был положен конец: порыв ветра окропил обреченные шляпки мощным душем брызг, подобным проливному дождю… Те, у кого были с собой зонты, раскрыли их, а тем, кому не посчастливилось, пришлось убегать.[745]

Затем Пакстон оставил управление дворцом, исполненный гордости, но не без беспокойства, что его расточительность в отношении воды чуть не разорила Компанию. Впоследствии чудесное зрелище, «Великая Система», включалась только четыре-пять раз в год в хорошую погоду, и за это нужно было дополнительно платить. К 1894 году от нее уже мало что осталось.