– Надо почаще в гости-то приходить. Я сделал маленькую перестановку. Отчего-то избавился. Что-то прикупил. И как тебе постеры на дверях?
– Классные постеры. Только такие все серьезные мужчинки. Ужас! А место для девушки не осталось?
– Девушки здесь не нужны. У меня есть одна симпатяшка на календаре. Мне хватит. – Вася засмеялся. И спросил. – Так ты что заходишь или выходишь?
– Захожу.
– Вообще-то я хочу переодеться.
– И в чем проблема?
– В том, что ты будешь меня смущать.
– Тебя? Я? Ты, наверное, шутишь! И когда ты стал меня стесняться? Ты забыл, что я тысячу раз тебя видела голого с маленькой такой пиписечкой.
– У меня не маленькая пиписечка! Что это еще за оскорбительное слово такое? И вообще, ты ведь сейчас не будешь передо мной раздеваться до трусиков, оголяя свою крохотную грудь?
– Нет, конечно. Крохотную?
– Зуб за зуб.
– Ладно. Прощаю.
– Если ты не хочешь передо мной раздеваться, то тогда, почему я должен?
– Хороший вопрос. И твоя правда, Василий. Я отвернусь, или закрою глаза ладонями. Как тебе такие варианты?
– Приемлемые. И закрой двери, чтобы никто не вошел. Пожалуйста.
– Хорошо. И когда ты только повзрослел? – шепнула Виктория.
– Что? – переспросил он.
– Ничего, ничего. Передавайся. Когда ты будешь готов, нас с тобой будет ждать серьезный разговор.
– А может, я сначала покушаю? – спросил он, сняв штаны, кофточку, майку и убрал их в шкаф. Добавил. – Есть хочу – умираю!
– Потерпишь.
– Начинается… а что за разговор-то?
Переодевшись, Василий разлегся на кровати и позвал к себе Викторию. Та легла, положив голову на подушку; почувствовала себя юной школьницей, которая лежит с пятилетним братом. Как раньше.
– Так что за разговор?
– Прости. Снова задумалась.
– О чем ты постоянно думаешь? О нем? О ребенке? Тебе страшно?
– Немного. Хотя кого я обманываю, мне до смерти страшно.
– Потерять его?
– И это тоже.
– А что еще?
– Меня страшит сама ее величество беременность… грядущие роды… воспитание… ответственность… все, что связанно с ребенком. Но там, где страх перед неизвестным, там и неподдельное чувство нежности, радости, счастья. Мне кажется, я поняла смысл сего бытия, свое истинное предназначения; я нашла свой млечный путь, который, я уверена, не подведет меня ни в настоящем, ни в будущем, тем самым не омрачив мое угасающее прошлое. Я поняла для чего, собственного говоря, жила двадцать с хвостиком лет. И ради чего – точнее, ради кого – стоит продолжать жить на этой грешной земле, радуясь простым мелочам, которые окружают нас, не думая о бедах, которые появляются и исчезают. Как люди.
– Ты живешь сейчас ради ребенка, который растет в твоем животе? А если бы ты была не беременна? Ты что бы покончила жить само…
– Нет. Даже не было такого в мыслях. И надеюсь, не будет.
– Слава Богу! Я уже испугался!
– Я живу, потому что живу. Просто теперь я знаю, почему я живу на этой планете. Понимаешь? Мой, еще народившийся ребенок, помог мне это осознать, понять, осмыслить.
– Здорово. Ты чувствуешь, как он двигается?
– Нет. Он еще слишком маленький. Меньше трех сантиметров.
– Трех? Он такой кроха! – изумился Василий.
– У него еще впереди семь месяцев. Вырастет.
– А тебе не сказали: мальчик или девочка? – поинтересовался он.
– Пока нет. Врач сказал, что еще рано. Через месяц.
– Кого ты хочешь? Только честно.
– Мальчика.
– А Антон?
– Девочку.
– Правда? Он видимо сошел с ума! Кому нужны эти девочки! Я хочу мальчика! Я научу его пускать в небо воздушного змея, так высоко-высоко, что он будет тонуть в облаках. Научу играть в солдатиков, в морской бой, в домино, в шахматы. Научу мастерить деревянные мечи, рогатки для локальных войн с мальчишками. Научу строить корабли, собирать машинки. Научу всему, что умею я сам. Обещаю. Пускай будет мальчик, Виктория. Хорошо?
– Прости, не мне решать.
– Я знаю. Жаль, что нельзя выбирать. Как ты его назовешь, если, конечно, будет мальчик?
– Мы еще не решили. А что у тебя есть предложение?
– Ага. Назовите его Васей. Ради меня.
– Что?
– Шучу. – Василий засмеялся. – Видела бы ты свое лицо, Виктория. Я предлагаю его назвать либо Владимиром, либо Семеном.
– Я подумаю.
– Подумай-подумай. И Виктория, ты хотела со мной о чем-то «серьезном» поговорить?
– Ах да хотела. Ты говорят… эээ… влюбился в девушку. Это так?
– Кто тебе такую глупость сказал!? Это неправда!
– А почему ты тогда весь покраснел, как зрелый помидор?
– Я… я… просто в комнате жарко. Душно. Вспотел.
– Ври-ври больше. Ты никогда не умел врать. Давай колись, что у тебя там за любовь?
– Это не твое дело.
– Но…
– Это личное. Я не хочу об этом говорить.
– Раз ты не отрицаешь – значит, все-таки девушка у тебя есть. Значит, родители не ошиблись в том, что ты стал каким-то другим. Влюбленным, что ли. Ты не находишь!?
– Это не твое дело!
– Почему сразу в штыки!? Почему не хочешь рассказать родной сестре о своей подруге? Почему?
– Потому что… это секрет! Секрет для двоих!
– Я, между прочим, всегда рассказывала тебе секреты. А ты мне не хочешь?
– Виктория, прости, но я не могу. Я обещал. Поэтому… я повторю: это личное!