Виктория

– Ты действительно с ним давно не виделась? – переспросил Полянский, глядя пристально на Вику.

– Зачем мне с ним встречаться, если я дала понять, что между нами быть ничего не может. Да, мне нравятся его дети, я дружу с ними, мне их искренне жаль, но я не собиралась быть им мачехой, и это не означает, что я должна дружить с их отцом. Постойте! Вы думаете, что Витя из-за ревности пустился во все эти грехи? Он даже не поговорил со мной.

– Я не думаю, Вика, я знаю. Данилов встречался с Виктором и дал понять, что если бы ни он с Егором, Данилов сделал бы тебя счастливой. Я сам был свидетелем его претензий, но драку сумел предотвратить.

– И где они могли пересечься? Встреча была случайной? – с удивлением спросила Вика.

– В баре, в стриптизбаре, если быть точным, – не глядя на нее, ответил Полянский.

– Действительно. Где еще могут встретиться два сексуально озабоченные мужчины? А ничего, что я в это время была замужем за Грачевым, занималась детьми и года два, как минимум, не виделась с Даниловым? – она замолчала. – В таком случае они оба идиоты. Разница лишь в том, что один дурак от рождения слишком самоуверенный, а второй – просто дурак. Мне в данный момент даже думать о них не хочется. Это похоже на бред сивой кобылы. Извините.

– Вика…

– Сергей Николаевич, – перебила его она, – Вы можете сами строить догадки, сомневаться один или вдвоем, устраивать очные ставки, но меня ничего не связывает с Даниловым. Чего Вы от меня ждете? Своего решения я не изменю, как не могу сказать и детям Данилова, что их отец подлец, в данной ситуации. Как не могу прекратить с ними дружбы, не объяснив причины. Не лезьте в мою жизнь. Она моя, и я больше никому не позволю менять ее так, как кому-то удобно.

– Извини, мы все не святые, но на этот раз, кажется, Витя стал той свекровью, которая снохе не верит. Прости, но я должен был для себя прояснить ситуацию.

Виктория с Виктором встретились в суде шестнадцатого февраля пятнадцатого года. Вся процедура длилось меньше часа. Стороны не оспаривали имущество, не делили детей. Оба ребенка оставались с матерью, на ежемесячном содержании отца. Он мог встречаться с сыном в любое время, а с дочерью, в связи с ее возрастом, только в присутствии матери. Вике предстояло решить вопрос с няней или яслями, выходить ли на работу, когда Даше исполнится полтора года. Она уже месяц возила и забирала Егора в школу и из школы сама, сажая дочь в кресло рядом с сыном. В одну из таких поездок она решила поговорить с сыном. Она видела, как скучает Егор за отцом, как ему его не хватает, хотя сын ни разу не завел разговор об отце.

– Егор, ты всегда меня понимал, послушай и сейчас. То, что мы с папой разошлись, не означает того, что он перестал вас с Дашей любить меньше. Так бывает, сынок. Взрослые совершают часто неправильные поступки, обижают или обижаются, перестают любить или влюбляются вновь, но дети всегда остаются их детьми. Ты упрекнул отца в том, что лучше бы он не возвращался. Это плохо, сын. Мы целый год прожили счастливо с тех пор, как он нашелся. Это больше того, чем мы его ждали. Разве это можно забыть? Я буду только рада, если вы будете с ним дружить, ты будешь навещать Грачевых. Ты помни, пожалуйста, об этом.

– Он нас бросил. Не буду я с ним дружить. Мама, он мне даже не звонит, – обижено говорил Егор. – Я ему не нужен.

– Ни кого он не бросал. Он ушел ни от вас, а от меня. Не получается между нами мирной жизни. Уж лучше так, чем каждый день ссориться. В этом вина не только папы, но и моя. Ты ему сам позвони, будь храбрее.

– Почему ты меня не вернула Макарским, Грачевым, хотя я им вряд ли нужен. Почему, мам?

– Ты не вещь, чтобы тебя возвращать. Ты сам захотел со мной остаться, я была рада этому. Если передумал, все можно исправить. Тебе семь лет, а ты рассуждаешь на все десять. Принимай, сынок, решение сам. Грачевы тебя любят. Ты можешь, если хочешь, звонить им, навещать их. Они скучают по тебе, как и ты, я вижу это и знаю.

– За что меня любить, если я им чужой?

– Да, по крови ты им чужой, но вы прожили вместе столько лет. Я тебе тоже чужая тетя, но ты говорил, что любишь меня, любишь Дашу, и я тебя люблю, как и Дашу. Ты сам дал согласие на свое усыновление, и я считаю тебя своим родным сыном. В тебе сейчас говорит обида, но это пройдет со временем, – убеждала Виктория Егора.