Виктория и Альберт

Он мог представить себе раздражение Гревилля, когда того отрывали от его портвейна. Ему не было позволено курить или откидываться на спинку кресла – королева настаивала, чтобы в ее присутствии все держались весьма сдержанно, – кроме того, ему приходилось вести скучнейшие разговоры, да еще шепотом!

Все так забавно, черт побери! Мельбурн думал об этом, направляясь в свои покои. Чертовски забавно и абсолютно правильно… К нему самому относился только запрет в отношении курения. Ему доводилось вести громкие разговоры, шутить и смеяться с королевой. Он всегда сидел с ней рядом, а когда они совершали прогулки верхом, ехал справа от нее. Он занимал особое положение. Каждый раз, когда Мельбурн смотрел ей в глаза или когда они вели серьезный разговор, он брал ее руку, когда смешил ее или когда она говорила ему комплименты, как сегодня вечером, он все больше забывал о прежних развлечениях.

Он и думать перестал о блестящих приемах у себя дома, о компании прекрасных, опытных женщин, суливших более близкие отношения. Мельбурн убедил себя, что с этим покончено. Он слишком стар и разочарован для романтических историй. Ему было так горько за связь с бедняжкой Каролиной Нортон! Как же ей худо после развода! Ее жуткий муж получил опеку над детьми, и теперь бедная женщина засыпала Мельбурна слезными письмами, умоляя помочь ей. Их связь погубила ее, и лорду было не по себе, его даже немного мучила вина, что ему самому все сошло с рук.

Впрочем, так было всегда, когда обманутый муж поднимал шум. И только идиот вроде Джорджа Нортона мог выставить на всеобщее обозрение свои личные дела. Бедная Каролина. Мельбурн регулярно посылал ей деньги. Позже, когда будет уверен, что его правильно поймут, он попросит Викторию принять ее при дворе. Всего лишь один раз. Если королева выполнит его просьбу, миссис Нортон автоматически будет оправдана в глазах общества. Это самое малое, что он может сделать для нее, в особенности после того как решил никогда больше не встречаться с ней. Это просто невозможно – ведь у него сложились такие близкие отношения с королевой. Он не станет рисковать и портить все, поддерживая отношения с Каролиной Нортон.

Глава 3

Внизу, в гостиной, остались трое джентльменов. Еще не было одиннадцати часов, и двое из них – Чарльз Гревилль и лорд Грей – обычно только начинали развлекаться в такое время. Никому не хотелось подниматься наверх и пробираться по холодным извилистым коридорам в свою комнату. Гревилль боялся, что просто взорвется, если не выскажет все, что он думает.

Третий джентльмен был готов отправиться спать, но он специально задержался, потому что понимал: двое других джентльменов желают поговорить наедине. Он наблюдал за ними в течение вечера и прекрасно осознал, до какой степени их раздражало поведение королевы.

Он с улыбкой подошел к ним. Барон Стокмар был немец, но уже многие годы провел в окружении герцогини Кента, поэтому постоянно был при дворе. Этот бледный тощий мужчина с весьма приятными манерами, чьи номинальные обязанности доктора давным-давно сменились рангом неофициального дипломата, обладал удивительно острым умом.

В Англию Стокмар приехал со двором Леопольда Кобурга, мужа несчастной Шарлотты, дочери короля Георга IV, и остался в стране после смерти принцессы во время родов. О его незаурядных способностях можно было судить хотя бы по тому, что он сумел стать Другом герцогини Кента и даже «теневым» опекуном Другой наследницы трона – маленькой Виктории.

– Джентльмены, – сказал Стокмар и поклонился, – вам еще не хочется идти спать. Понимаю. Очень хорошо, мне так хотелось немного поболтать, когда здесь нет дам.

– Вы уверены, что это понравится ее величеству? – сухо заметил Гревилль. – Она единственная женщина в Англии, которая не разрешает мужчине задержаться на несколько минут, чтобы выпить портвейна после ужина.

Стокмар улыбался, хотя и недолюбливал Гревилля.

– Королева еще очень молода, – спокойно заметил он. – Кроме того, ей нравится мужская компания. Вы же знаете, она была лишена ее в юности – у нее ни отца, ни братьев.

– Быть единственным ребенком – в этом есть свои преимущества, – сказал лорд Грей. – Сомневаюсь, чтобы королева променяла детские радости и шалости с братом на теперешнее счастливое положение.

Гревилль неприятно рассмеялся:

– Хорошо сказано, милорд. Барон, вы нарисовали такую грустную картину, но мне кажется, ее величество не нуждается ни в чьем сочувствии.

У него чуть было не вырвались слова, что подданные ее величества, и особенно он сам, гораздо больше нуждаются в этом, но сдержался.

– Мне кажется, что лорд Мельбурн прекрасно заменил отсутствующего папеньку, а вы, барон, так не считаете? – вклинился в разговор лорд Грей.