Викториум

Он передал команду на снижение через медную трубу в небольшое машинное отделение «Альбатроса». Обслуживающий двигатели мичман Турманов подтвердил, что услышал его. И почти следом дирижабль заложил плавный вираж. Начал по спирали спускаться вниз.

Вот уже встали к паре пулеметов мичманы Иринушкин и Вторак. Их «гочкиссы», снабженные лентами-кассетами, не нуждались в подающем. А потом огонь вполне мог вести и один человек. Потому именно эта модель пулемета была принята на вооружение Воздушным флотом.

Но прежде чем стрелки открыли огонь из своих гочкиссов, Яшнев открыл в полу люк и кинул на головы уже начинающим разбегаться туркам первую бомбу.

— Орудие к стрельбе готово, — отрапортовал Вохмин.

— Стреляй без команды, — махнул ему Лавернь.

— Есть, — браво откликнулся тот и крикнул: — Залп!

Орудие главного калибра выплюнуло новый снаряд. Кабину дирижабля затянуло пороховым дымом. Со свистом заработали вытяжки, однако они не успевали справляться с отвратительным запахом. Потому что стрелял Вохмин все чаще. А вскоре застучали оба «гочкисса». Постепенно, несмотря на все усилия продуманной вентиляции, кабина дирижабля медленно, но верно затягивалась пороховым дымом.

Яшнев одну за другой отправлял бомбы в люк. Во время сражения у него не было других обязанностей. Да и нравилось ему, кажется, поражать врага таким вот образом.

«Альбатрос» сделал гордый круг почета над Месджеде-Солейман. Выстрелы главного калибра, бомбы и длинные очереди «гочкиссов» быстро обратили в бегство турок. Однако этого было Лаверню мало. Враг мог еще собраться после первого шока. Снова пойти в атаку. Чтобы этого не произошло, надо уничтожить как можно больше его людей. Укрылись в доме — бомбу на дом. Бегут по улице — расстрелять из пулеметов. Собрались группой человек в десять-пятнадцать — снаряд из главного калибра. Вот такая жестокая арифметика войны.

И только когда с турками было, можно сказать, покончено, когда большая часть их или осталась лежать на еще дымящихся улицах Месджеде-Солейман или покинула город со всей доступной скоростью, только после этого Лавернь приказал «Альбатросу» зависнуть над крепостью.

— Яшнев, киньте вниз записку, — приказал капитан дирижабля.

Навигатор, а по совместительству еще и бомбометчик, мичман Яшнев извлек из ящика пятифунтовое ядро. Привязав к нему красный вымпел, он кинул ядро вниз. К ядру была привязана прочная веревка полсотни саженей длиной. Врезавшись в землю под дирижаблем, ядро подняло султан пыли, как будто взорвалось.

— Пишите, — кивнул Яшневу капитан. Навигатор достал деревянный пенал, в котором лежали перо и небольшой кусок бумаги. — Сбрасываем якорь, — начал диктовать Лавернь. — Всем держаться в десяти аршинах от места падения ядра. Получение подтвердите одним выстрелом.

Яшнев упаковал бумагу обратно в пенал и отправил его вниз по веревке. Почти следом раздался один-единственный выстрел.

— Отдать якорь, — тут же скомандовал Лавернь.

И тяжелая литая чугунная лапа устремилась вниз. Толстый канат, прикрепленный к ней, начал быстро разматываться из плотной бухты. Когда якорь врезался в землю, казалось, произошел взрыв еще одной бомбы. Такой громкий был звук от удара. А уж облако пыли поднялось столь изрядных размеров, что многие казаки, стоявшие и без того куда дальше десяти аршин, подались назад.

— Давайте лестницу, — велел Лавернь. — Спущусь вниз. Побеседую со спасенными. И ту шкатулку передайте мне, Яшнев, soyez gentil. [28]

Офицер-воздухоплаватель, надо сказать, выглядел вовсе не так, как я их себе представлял. Ни тебе кожаной куртки. Ни шлема. Только круглые очки, защищающие от ветра. В остальном же, он носил самый обычный мундир. Более светлого оттенка, чем у моряков.

Опустив на шею очки, он отдал нам честь и представился:

— Старший лейтенант Лавернь, Воздушный флот. С кем имею честь?

Все офицеры нашего гарнизона представились ему. Каждому он крепко пожал руку. Последним был губернский секретарь Штейнеман. Он через плечо перекинул сумку с образцами персидского угля с рудника.

— Мне приказано забрать отсюда штаб-ротмистра Евсеичева, — сообщил нам старший лейтенант с красивой французской фамилией, — и губернского секретаря Штейнемана.

— А с остальными как быть? — поинтересовался есаул Булатов. — Нам и дальше тут куковать? Ждать, когда турка в себя придет, да снова за нас возьмется? Это, что ли, и есть вся помощь, какая нам положена?

— Турок боятся уже нечего, — весело ответил ему воздухоплаватель. — Вот это я должен передать вам, есаул, как старшему офицеру. Читайте.

Он протянул красиво разукрашенную шкатулку с гербами Русской империи и Левантийского султаната. Внутри оказались два документа. По традиции первый был составлен на русском, второй — на левантийском языке. Из них мы узнали о создании Левантийско-Русской компании. Собственностью ее признавался рудник в Месджеде-Солейман. Для охраны его падишах отправил из Стамбула три пехотных полка.