Виланд

Но, наверно, мне это только мерещилось, потому что редкие путники, встречавшиеся нам в Корнищах, не видели нас в упор. Не иначе, Глюк отводил им глаза. Он семенил впереди, и теперь, осевший, больше походил на живой мешок с мукой. В Корнищах становилось всё тише... нет, словно затопляла меня какая-то глухота. И сквозь эту глухоту пробивался один звук — то ли плеск, то ли смех, то ли шелест. Мы опускались ниже и ниже. Огни совсем пропали, но дорогу я каким-то чудом различал. Вдруг Глюк стал. Я едва не ткнулся в его студенистое тулово.

— Водичка...

У ног обнаружился ручей. Глюк перегнулся пополам, исчез... Я чуть не вскрикнул от неожиданного его фокуса — но он так же внезапно возник — в трёх шагах от меня. С лодкой.

— Ложитесь, сударь, в плывач.

— И что дальше?

— Водичка унесёт... Вот-вот Пропавший Час наступит. Никто вас не увидит. В Пропавший Час Мосты появляются... — Он бормотал ещё что-то, но совсем уже невнятное — качался, будто пьяный, и я почувствовал, что помощь его на этом закончилась, и больше я от Глюка ничего не добьюсь.

Лодка оказалась хорошая, остойчивая, большая — я-то к лодкам, и вообще, к плаванью не очень-то привычный, и посматривал на неё с сомнением — но вот поплыла она, и Глюк пропал в кромешной тьме, и берегов не было видно, течение казалось быстрым, но ровным, без всяких там камней, бурунов, порогов. Скользит лодка, невидимая, по подземной реке, и куда меня вынесет — даже гадать бесполезно. Я сперва сидел на скамье, вцепившись руками в борта, потом расслабился, понял, что Глюк правильно сказал — в лодке лучше лежать. Но если сон сморит — не проплыву ли мимо нужного мне места? Подземная речка наверняка вырвется где-нибудь на поверхность и... повстречается с Ручьём. С тем самым Ручьём...

Как же мне узнать, когда придёт пора причаливать? Почему я не расспросил Пнюка поподробнее?! Ах, да, там был этот лешонок, а мне очень не хотелось при нём выбалтывать свои планы, и я постарался поскорее уйти. Дурень!..

Ладно, рассудил я, Ручей от Дуба всё равно не близко. Вряд ли подземная река донесёт мою лодку туда раньше, чем наступит утро. Да и Глюк говорил: ложитесь, мол... И я так и сделал. Ухом прислонился к борту — вода бьётся о борт, будто сердце её стучит... И ещё шелестит тихонько. Что-то мне это напоминает... только что? Словно было уже так, и не однажды — чуть качалась подо мною жестковатая лежанка, что-то постукивало внизу, и добродушно шумел огромный ветер снаружи, дрожали, будто отражения звёзд в воде, мириады огоньков, разлившиеся беспокойным, таинственным океаном по обе стороны от несущегося вперёд... лодки?..

Ой, всё-таки заснул! Ну, ничего не случилось. Странное такое ощущение — голова будто чуть прояснилась, зато всё, что вокруг — как бы затуманилось (хотя, можно ли так говорить о том, чего всё равно не видно — темнота как была, так и есть — кромешная), затуманилось... и оцепенело. Ещё колдовство какое-то? Что там Глюк бормотал о Пропавшем Часе? Не слышал раньше про такой. Зато в памяти всплывает чуть-чуть другое: "Тайный Час". Но и это — хоть лбом о корягу — не помню, из какой байки. Легенд по нашему Дубу немало ходит, есть среди них и такие, что, ежели уши развесить, их и оттоптать могут, уши эти. Вот недавно довелось услышать, что, будто бы, гостили у Древлюка странники из дальних краёв, и рассказывали, будто на Востоке Лес наш делается настолько глухим, что деревья стоят, плотно сцепив верхушки, и света вглубь вовсе не пропускают, так что обитатели Леса живут там, в вечной полутьме, солнца и звёзд не зная, глазищи у них сделались преогромными и даже сами светятся. И бродят там, рассказывают, меж деревьями жуткие существа, на которых управы нет никакой, потому что появляются и исчезают они бесшумно, могут пролезть в щелку, затаиться в глухом углу и напасть — а нападают они почти всегда сзади, хотя обликом они, рассказывают, так страшны, что могли бы одним видом своим несчастных жертв в оцепенение вводить.

Бывали странники и на Севере — Лес там карабкается в горы, теряется в глубоких и мрачных ущельях. Ледяные ветры воют и по ночам, будто злые великаны тоскливо и протяжно перекликаются с вершин скал — скалы эти такие древние, что древнее даже Леса, но куда труднее разобрать их мысли, и случайно забредшему путнику кажется, словно неприступные громады их презрительно и холодно взирают на весь прочий мир. Рассказывают также, что даже неприступность их обманчива, ибо вдоль и поперёк, от вершин и до самых глубинных корней, уходящих в огненное чрево земли, изрыты они норами, громадные пещеры таят подземные города, а существа, обитающие там, столь загадочны и непохожи на всех прочих, что несведущему жителю Леса, скорее всего, и не заметить их, не понять, живые то твари или какой-нибудь выступ скалы.