Вильгефорц из Литтл Уингинга (СИ)

Перевозчик струхнул при виде распахнутого портала, точнее, неизвестного магического явления. Он подумал, что это работа авроров и трансгрессировал. Хитрец, оставил себе лазейку для отступления, чего не скажешь о Сибилле.

— Мадам, я попрошу вас действовать обдуманно и не сопротивляться.

— Где Раймунд? — С ноткой страха, но все же решительно спросила она.

— А вы не догадываетесь?

В её глазах появились слезы, а в эмоциях полыхнуло отчаянием, неверием, страхом и грустью. Надо же, любовь была взаимна, чего на первый взгляд никак нельзя было сказать. Я думал, вейла просто использовала месье Раймунда, совмещая полезное с приятным, хотя вот как оказалось на самом деле. Женщины…

— До встречи с вами я был прямо противоположного мнения о месье Раймунде, но теперь могу с уверенностью сказать, он был настоящим джентльменом. Он предпочел умереть ради вас. А вы настоящая леди?

Ответом мне была зеленная вспышка и громкие слова — Авада Кедавра! Зеленый луч не смог попасть по мне. То, что нельзя заблокировать, всегда можно избежать. Я просто увернулся, завалив вейлу чередой слабых заклинаний, выбив у неё из рук волшебную палочку.

Могу сказать, она была настоящей леди, до последнего момента пыталась убить меня и не выдать заказчика.

Глава 17 Судьба

Люциус Малфой руководствовался выгодой, как и большинство соратников по бурной молодости. В ту пору чистота крови ещё что-то значила, манила своей романтичностью юных глупцов, старающихся во всем подражать родителям. Сейчас он понимает — уже тогда век чистокровных волшебников стремительно клонился к закату. На самом деле, вот уже почти полвека, как чистокровное доминирование на всех ключевых постах министерства магии сменялось разбавленной кровью. Полукровки, а за ними и грязнокровки просачивались в высшие эшелоны власти, благодаря ничем не уступающей чистокровным хватке, дерзости и смекалке.

Дамблдор отличный тому пример, и далеко не исключение из правил. В те годы Люциус Малфой считал чистокровных, не разделяющих взглядов Волан-де-Морта приспособленцами, которые запоют по другому, стоит лишь Ордену Феникса проиграть. Тогда он ещё верил, что дело не в деньгах… Легко так говорить, когда тебе достается по наследству состояние на пару жизней вперед себе и потомкам.

По итогу все оказалось ровно наоборот. Волан-де-Морт был вторым Грин-де-Вальдом, последним вздохом старых традиций. После поражения того-кого-нельзя-называть именно звонкий галлеон уберег его и ряд друзей от Азкабана. Платить пришлось много, щедро подмазывая каждый ключевой винтик Визенгамота. Воодушевленных юнцов спустили с небес на землю, выбив всю черно-белую дурь из башки.

Новая жизнь не избавила от репутации пожирателя смерти, пусть официально его вина доказана не была, люди все же не глупые, все всё прекрасно понимали. Это не означало, что Малфоя придут линчевать жертвы террора, но опасения возникали. Сложившийся образ бывшего пожирателя смерти, сторонника Волан-де-Морта, закрыл для него многие двери.

Общество чистокровных, поддержавших Альбуса Дамблдора, в упор не замечало Малфоя. После поражения и во время суда, ему было о чем подумать. Отбросив шелуху в сторону, он увидел мир под совсем иным углом, круглым углом. Деньги — вот что двигало магическим миром.

Править магглами, решать судьбу низших рас? Общество магов это не волновало от слова совсем. Никакие они не избранные, маги давно уже превысили число индивидуумов, когда дар считался избранностью. Магический мир все больше напоминал маггловский, со своими законами, каждодневной рутиной. Магия перестала быть искусством, стала обыденностью. Поэтому приходящие извне полукровки и магглорожденные прилагали все силы для достижения величия. Наверняка грязнокровки ощущают себя величественнее чем аристократы в десятом колене.

После смерти отца Малфой оказался предоставлен самому себе, и кое-что в старых отцовских записях приковало его взгляд. Абраксас Малфой вел дела не только с магами правильной крови. Львиную долю услуг он оказывал магглорожденным. Люциус не удивился. Горы золота невозможно нажить на одних аристократах, но ему подобный путь был заказан. В первый же месяц он утратил почти 70 % клиентов. Люди не желали иметь дел с расистом.

Нельзя сказать, что Малфой воспылал любовью к грязнокровкам, но проигранная борьба за идею серьезно пошатнула систему ценностей юного аристократа — и на кое-какие уступки для собственного благополучия он был готов пойти. Другое дело, никто не хотел идти ему навстречу.

Один выбор определил всю дальнейшую судьбу его семьи, и Малфою ничего не осталось как держаться товарищей по «несчастью», тех, кто сумел избежать наказания — как и он сам, разумеется. Был один раз в Азкабане, навещал менее удачливых знакомых.

Если он сам смог подстроиться под новый мир и новые истины, то некоторым не так сильно повезло. Обида от поражения, горький опыт юношеского максимализма, помноженный на ежедневную проверку прочности дементорами, превратила некогда молодых парней и девушек в откровенных психопатов. Больше туда он не ездил.