Вильгельм Кейтель - Размышления перед казнью

Исходя из военного положения рейха, стремлений западных держав — Англии и Америки, он обосновал свою точку зрения: война против Советского Союза стала неизбежной, и любое выжидание лишь еще более ухудшило бы наше положение. Он откровенно говорил: промедление только изменит потенциал сил не в нашу пользу; в распоряжении наших противников — неограниченные средства, которые к данному времени даже приблизительно еще не исчерпаны, между тем как наши кадровые и материальные силы мы больше значительно увеличить не сможем. Поэтому решение его неизменно и твердо: как можно раньше упредить Россию и ликвидировать исходящую от нее опасность.

Затем последовали его очень весомые высказывания о столкновении двух крайне противоположных мировоззрений. Он знает: столкновение это так или иначе произойдет, и лучше, если он возьмет его на себя теперь, чем закрывать глаза на грозящую Европе опасность и оставить решение данной проблемы на более позднее время или же предоставить своему преемнику. Ведь никто после него не будет обладать в Германии таким авторитетом, чтобы принять на себя ответственность за превентивную войну; не найдется и другого такого человека, который один еще сможет сломить мощь большевизма, прежде чем Европа падет его жертвой! Он, как никто в Германии, знает коммунизм с его разрушительными силами по той борьбе, которую лично вел за спасение рейха.

После продолжительных высказываний, основанных на собственном опыте, Гитлер охарактеризовал эту войну как борьбу, в которой решается вопрос — быть или не быть Германии, а потому потребовал отказа от всех традиционных понятий о рыцарской войне и от общепринятых правил и обычаев ведения войны, от чего сам большевизм давно избавился. Этот факт коммунистическое руководство доказало своим продвижением в Прибалтике, Финляндии и Бессарабии, а также отказом признавать Гаагскую конвенцию о военнопленных и рассматривать в качестве обязательного для себя Женевское соглашение о них. Затем он потребовал не считать комиссаров солдатами и рассматривать их не как военнопленных, а как самых опаснейших элементов физического сопротивления и потому немедленно убивать или расстреливать на месте. «Комиссары, — говорил он, — это становой хребет коммунистической идеи; это гаранты Сталина против собственного народа и против собственных солдат; они наделены неограниченной властью над жизнью и смертью людей. Ликвидировать их — значит сберечь германскую кровь в борьбе на поле боя и в тылу».

Теми же мотивами определялись и дальнейшие высказывания Гитлера о применении военной подсудности к собственным войскам при допущении ими эксцессов против сопротивления населения или же против самого населения. Применение этой юрисдикции он оставлял на усмотрение самих командующих войсками в зависимости от потребностей усмирения оккупи-ровашпых областей. Гитлер заявил, что запрещает перевозить советско-русских военнопленных на территорию рейха, ибо, но его мнению, их использование в качестве рабочей силы представляет опасность: во-первых, ввиду их политического влияния, от которого он уже избавил германский промышленный рабочий класс, а во-вторых, из-за угрозы саботажа.

Гитлер, вне всякого сомнения, понял, какое впечатление его высказывания произвели на аудиторию: никто не возразил ни слова, да в этом кругу и не мог. Закончил он свое незабываемое выступление словами: «Я не требую, чтобы генералы меня понимали, но я требую, чтобы они повиновались моим приказам».

Тогда и возникли в качестве подтверждения высказываний Гитлера «Особые указания»³⁷¹ по административному управлению подлежащими оккупации территориями Советского Союза; они служили дополнением к принципиальной директиве³⁷²по подготовке войны на Востоке. Наряду с компетенциями Геринга и главнокомандующего сухопутными войсками они содержали также те полномочия рейхсфюрера СС и шефа германской полиции [Гиммлера], против которых так настойчиво и упорно боролся я. Я видел в этом, учитывая опыт Полыни, а также совсем небезызвестные мне стремления Гиммлера к власти, огромную опасность, поскольку считал, что тот злоупотребит теми полномочиями, которыми Гитлер наделил его для обеспечения покоя и порядка за линией фронта. Мое сопротивление было и осталось напрасным. Несмотря на неоднократные протесты и поддержку Йодля, я потерпел поражение!

Только через несколько дней я смог побеседовать с Браухи-чем насчет его впечатлений от речи [Гитлера]. Он откровенно сказал, что генералы внутренне отвергают эти методы ведения войны, и спросил, последуют ли письменные приказы ОКВ по этому поводу. Я ответил: без категорического указания Билера я, со своей стороны, их ни при каких обстоятельствах не представлю, поскольку считаю таковые не только излишними, но и опасными, а потому сделаю все, чтобы избежать их. Ведь все же своими ушами слышали, что именно он сказал. Я решительно против всяких бумаг в этих крайне скользких делах.