«В глубине сердца я был верным оруженосцем Адольфа Гитлера, и мои политические убеждения являлись национал-социалистическими», — сказал Кейтель 3 августа 1945 г. полковнику д-ру Болеславу Екеру из чехословацкой миссии на Нюрнбергском процессе607
. Но прежде — ив кайзеровской империи, и при Веймарской республике, продолжал Кейтель, он политического мнения не имел и политической деятельностью не занимался, а следовательно, тогда никаким «наци» (разговорнобытовое сокращение от слова «национал-социалист». —С другой стороны, Кейтель (в ответ на вопрос о расходах на вооружение Германии) заявил: его «словно мешком по голове ударило», когда он услышал, что Гитлер в своей первой речи военного времени, 1 сентября 1939 г., сообщил, что расходы эти составили 90 млрд марок, хотя в действительности они не превышали 30—40 млрд. Такое хвастливое преувеличение тоже принадлежало к основным чертам политического облика «верховного полководца».
Адольф Гитлер так и остался для Кейтеля загадкой: и как человек и как фюрер. Самоубийство Гитлера в конце войны, его бегство от зачастую столь громогласно и даже грубо провозглашавшейся им (особенно в разговорах с Кейтелем) своей единоличной ответственности, вообще оказались недоступны пониманию его «оруженосца». Тем не менее фельдмаршал даже в бедственном для себя положении не пожелал полностью отмежеваться от Адольфа Гитлера, заплатив за это собственной жизнью.
В одном из документов, который адвокат предъявил в ходе допроса своего подзащитного, на тему агрессивной войны, а также влияния Гитлера на высших офицеров из его ближайшего окружения, Кейтель дал такую характеристику офицерского корпуса рейха608
:«...Воспитание кадрового офицера — хотя и основательное, но одностороннее. Гуманитарное и политическое образование профессионального офицера, как правило, менее ощутимо. Это не имеет ничего общего с вопросом об интеллигентности и не должно снижать уровня германского офицерского корпуса, а служит лишь констатацией того факта, что воспитание добротного солдата в основе своей было иным, чем воспитание представителя свободной или научной профессии. Главная причина этого лежит в том, что профессия офицера — профессия отнюдь не свободная... Так называемые суперинтеллигенты в офицеры не годятся; с другой стороны, вышеупомянутая односторонность образования приводит к недостаточной способности защищаться от тех тезисов, которые далеки от собственной сферы деятельности германского офицера. <...> Ничто не убеждает солдата так, как успех».
В этих фрагментарно воспроизведенных высказываниях, содержащих некоторые общие заслуживающие внимания положения, перед нами, в сущности, предстает образ того кадрового офицера, который олицетворялся самим фельдмаршалом. Завершающим штрихом этого образа служит такое высказывание Кейтеля. Поскольку глава государства, Гитлер, поначалу имел успехи, для «порядочного» офицера было немыслимо (более того, «бесчестно») нарушить верность главе государства именно в момент катастрофы! Последовательно, до самой смерти осуществляемый принцип, что верность зиждется не на преходящих взаимоотношениях, а на долге офицера, — вот что характеризует то поведение, которое в конкретной ситуации с Гитлером (если вообще решиться на психологическое объяснение данного феномена) можно отнести на счет того вельфского наследия Кейтеля — этого правнука и внука королевских ганноверских судейских советников, которое проявилось у него в совершенно ином, трансформированном виде. Заметим притом, что сам фельдмаршал, вероятно, и не сознавал этого, не говоря уже о его современниках, которые поставили на нем штамп образцового воспитанника прусского кадетского корпуса.
Адвокат Кейтеля в защитительной речи указал на то, что такие понятия как лояльность к существующему режиму, патриотизм и повиновение, — понятия, социально обусловленные. Здесь и лежит ключ к пониманию поведения этого человека и вместе с тем — офицера высшего ранга, каким был или каким стал генерал-фельдмаршал Кейтель.
Сегодня мы знаем одно: начальник военной канцелярии фюрера никогда не мог, несмотря на свои зачастую добрые помыслы, в решающих ситуациях отстоять себя перед лицом Гитлера и даже иногда во мнении и перед лицом офицерского корпуса. Но мы знаем и второй факт: хотя в Третьем рейхе во многих сферах плелись интриги в борьбе за власть, никто и никогда за должность начальника штаба Верховного главнокомандования вермахта не боролся! Это был самый неблагодарный пост, какой только мог существовать в Третьем рейхе! Вот почему никто из высших офицеров, которых вместе с начальником ОКВ обвиняют в наказуемой «слабине» перед фюрером, занять эту должность вовсе никак не стремился!
* * *