Вильгельм Кейтель - Размышления перед казнью

Гитлер спросил, что я думаю об этом. Я ответил: «Нахожу это весьма умеренным». Тогда он сказал, что хочет обнародовать это в Лондоне в качестве минимальной основы для переговоров с Польшей.

Во второй раз — когда я 30 августа доложил ему о своем прибытии, Гитлер сказал, что у него для меня времени нет, он как раз диктует ответ Даладье на письмо, в котором тот обращается к нему как к старому фронтовику с призывом ни в коем случае не доводить дело до войны. Он должен потом еще раз перечитать письмо Даладье; не говоря о его человеческой стороне, оно показывает, как думают во Франции, и свидетельствует о том, что там войны из-за коридора не хотят.

Третий раз — 30 августа во второй половине дня, когда я явился вместе с Браухичем и Гальдером, «день X» был еще раз отложен на 24 часа и назначен на 1 сентября, т.е. армия еще раз была остановлена на занятых к 31 августа исходных позициях. Гитлер обосновал это следующим: он ожидает 31 августа прибытия из Варшавы полномочного представителя польского правительства или же получения польским послом в Берлине [Липским] полномочий на ведение окончательных переговоров. Этот срок он должен выждать. Гитлер добавил: о дальнейшем переносе позже 1 сентября не может быть и речи — это возможно только в случае принятия Варшавой его ультимативных требований.

Однако у нас сложилось впечатление, что сам он больше уже не верит в это, хотя до того момента наша надежда избежать войны по большей части связывалась с германо-русским секретным протоколом к договору от 23 августа 1939 г., согласно которому Сталин заявил о своей готовности в случае войны с Польшей к ее разделу с установлением демаркационной линии между областями германских и русских интересов, а тем самым — к своему военному вмешательству. Мы считали, что в таком положении Польша войны не допустит, и твердо верили тогда в стремление Гитлера избежать войны.

Несмотря на это, я на всякий случай — то было 23.8.[1939 г.], после выступления Гитлера перед генералами в Бергхофе, — по телеграфу вызвал Йодля в Берлин²⁹⁹. На основании своего мобилизационного предписания он должен был стать начальником штаба оперативного руководства ОКБ. Йодль прибыл в Берлин 26-го или 27.8. Разумеется, он не был в курсе дела и был ознакомлен с обстановкой мною и полковником Варлимонтом. Он еще в июле или начале августа получил от меня подтверждение, что его желание быть назначенным командиром вновь сформированной 2-й горнострелковой дивизией будет удовлетворено. Это еще раз подтверждает, насколько мало я тогда думал о предстоящей войне. Йодль был впервые представлен мною Гитлеру в ночь со 2 на 3 сентября в его специальном поезде, в котором мы сопровождали фюрера на Восточный фронт.

1 сентября [1939 г.] войска, предназначешше для действий на Востоке, планомерно перешли в наступление; люфтваффе на рассвете произвела первые налеты, обрушив бомбы на железнодорожные узлы, а особенно на аэродромы Польши. Никакого объявления войны не последовало: вопреки нашему предположению, Гитлер счел его излишним. <...>

Ни тогда, ни позже Гитлер не давал никому из нас, военных, понять, намерен ли он и при каких именно условиях прекратить войну и не допустить ее распространения на западные державы. Нас уверяли, что объявление войны (ультиматум) Англией и Францией есть их неправомерное вмешательство в наши восточные дела, которые были исключительно германо-польской проблемой и в которых ни Англия, ни Франция не могли иметь никаких экономических или прочих интересов, поскольку это не затрагивало их европейских дел. Мы, военные, увидели, что наши опасения насчет возникновения фронта на Западе оказались необоснованными. Конечно, Англия, только что заключив пакт о взаимопомощи с Польшей, должна была сделать явный жест, но она не в состоянии была осуществить военное вмешательство ни на море, ни тем более на суше, а Франция не желала из-за английских обязательств, данных Польше, вести войну, к которой даже не подготовлена. Все это, считали мы, — вооруженная и, по существу, задуманная не всерьез демонстрация напоказ всему миру; он [Гитлер] не позволит врагам блефовать таким методом. Таковыми или подобными были ежедневные высказывания Гитлера главнокомандованию сухопутных войск, а также во время наших фронтовых поездок.