Торжественный акт состоялся в Компьенском лесу, на том самом историческом месте322
, где в 1918 г. Германия попросила перемирия; теперь оно оказалось пощаженным фурией войны. Сам этот акт подействовал на меня чрезвычайно сильно. Чувство свершающегося в этот час возмездия за Версаль слилось у меня с гордым сознанием беспримерного победоносного похода, а также с необходимостью уважать и щадить воинскую честь побежденного.На следующий день323
французы использовали переговоры для попытки внести новые предложения даже и после того, как я, с согласия Геринга и Гитлера, пошел на некоторые уступки по вопросу о разоружении французской авиации. По данным службы подслушивания, Петен324 требовал дальнейших послаблений, которые Хюнтцигер, учитывая мою бескомпромиссную позицию и метод ведения переговоров, охарактеризовал как безнадежные.Поэтому я решил в 17 часов вручить французской делегации, которая вновь удалилась на совещание, ограниченный сроком до 18.00 письменный ультиматум, что и сделал посланник Шмидт325
. Когда французы сразу же вернулись с но-выми требованиями (которые, вероятно, исходили от Петена), я заявил: ни на какие дальнейшие переговоры я идти не готов и прерву переговоры как безрезультатные, если французская делегация не проявит до 18 часов готовности объявить о своем намерении осуществить договор в его теперешней форме. Тогда французы опять удалились на последнее совещание. Несколькими минутами позже 18 часов они закончили свой последний телефонный разговор, и Хюнтцигер сообщил мне: он уполномочен договор подписать.
Когда церемония подписания перемирия была закончена, я попросил всех ее участников удалиться и остался наедине с главой французской делегации генералом Шарлем Хюнтцигером. В солдатских выражениях я сказал ему, что целиком понимаю его положение и ту тяжкую задачу, которая была на него возложена. Я отдаю должное его поведению как офицера побежденной французской армии и высказываю ему свое личное глубокое уважение. Затем я протянул ему руку. Он ответил, что просит извинения за то, что в волнении однажды вышел за рамки предписанной сдержанности. Но мое уточнение незадолго до подписания, что соглашение о перемирии приобретает обязательную силу только после того, как соответствующее соглашение будет подписано и Италией, глубочайшим образом задело его. Франция побеждена германскими вооруженными силами, но итальянскими — никогда! Резко отдав честь, он вышел из салон-вагона.
Вечером состоялась небольшая дружеская встреча в офицерском зале столовой фюрера. После сигнала «Отбой!» был исполнен хорал «Возблагодарите Господа нашего». Я произнес несколько слов в честь фюрера как победоносного полководца; затем последовало всеобщее чествование. Гитлер лишь молча протянул мне руку и так же молча вышел из зала. Этот день был высшей точкой моей жизни воина...
В то время как основные силы Западной армии совершали крупнейшее захождение своим крылом на юг, в Северной Франции и Бельгии произошла капитуляция бельгийского короля и морская эвакуация [экспедиционных] войск англичан у Дюнкерка. Правда, катастрофа, которая могла быть подготовлена этим нашим маневром, осуществилась не полностью, хотя следы бегства по дорогам, ведущим к Дюнкерку, представляли собой самую опустошительную картину, какую только я мог себе представить. Если же несмотря на это основной массе английских солдат удалось добраться до судов и спасти свою жизнь, то произошло это из-за того, что неверная оценка сил противника и особенности местности помешали танковой группе Клейста кратчайшим путем овладеть Дюнкерком с запада.
В интересах исторической истины хочу кратко изложить здесь то, что известно мне об обстоятельствах этого решения, ибо генеральный штаб и главнокомандующие видами вооруженных сил — как я услышал на этом процессе — несправедливо приписывают неправильное решение Гитлеру. Я присутствовал при том определяющем докладе ОКХ. Решения данного вопроса ОКХ требовало именно от фюрера, ибо боялось само взять на себя ответственность за возможный неуспех операции. Сколь ни неохотно эти господа чувствовали в остальном свою зависимость от Гитлера и принимали его советы, столь же охотно здесь они переложили свою ответственность на него.
Каждый из них вспоминал о затоплении Фландрской низменности в районе Брюгге и Диксмунда — об обстоятельстве, заставившем в 1914 г. остановить северный фланг германской армии и затруднившем его движение. Такие же условия местности имелись южнее и юго-западнее Дюнкерка, где обширная низменность, пересеченная тысячами рвов, лежит ниже уровня моря. Перед этим низменным районом и остановилась танковая группа Клейста, подошедшая с запада и готовая преодолеть эту зону по двум или трем трассам. <...>