Вильгельм Телль как зеркало русских революций

После перестройки события в России пошли в убыстренном темпе – ускорилась и неспешная жизнь памятников. Так получилось, что возрождение имперского духа на советских развалинах совпало с 200-летней годовщиной суворовского похода. История вековой давности повторилась буквально: круговорот русских идей совершил свой оборот точно к юбилею. Столетия срифмовались: снова в сентябре был открыт памятник Суворову, но на этот раз уже на перевале Санкт-Готард.

На этот раз швейцарцы были более покладистыми, несмотря на то, что памятник представляет собой конную статую иноземца-военачальника, попирающего землю свободолюбивых гельветов. Более того, и деньги на памятник царскому генералу дали альпийские жители, что можно объяснить лишь знаком благодарности швейцарских банков за те миллиарды, которые им принесли за последние годы частные клиенты из России. Русский монумент на перевале оказался побочным продуктом большой стиральной машины по отмывке денег.

Сам памятник, исполненный скульптором Тугариновым, вызвал у официальной делегации из Москвы неудовольствие, но кто же будет портить себе поездку в Швейцарию за казенный счет из-за такого пустяка, как трактовка образа Суворова? А образ и создает интригу: полководец изображен не суперменом, а юродивым. Скульпторы обычно направляют взгляд героя на завоеванную, вернее, на освобожденную землю, и рука, как правило, поднята в угрожающем или указующем на врага жесте. Здесь все не так. На полуживой кляче примостилась курицей сумасшедшая старуха, в которой трудно узнать привычный молодецкий образ народного любимца-генералиссимуса. Глаза устремлены в небо, а рука вознесена в крестном знамении. Альпийский крестьянин-проводник с сожалением и сочувствием смотрит на уставшую, изможденную лошадь. Вольно или невольно скульптор создал метафору двух мироощущений: русская мессианская идея, оседлав народ, гонит его Бог знает куда, а швейцарский пастух, не глядя в небо, пытается найти надежную тропинку среди скал и пропастей.

Телль против Кутузова

Два наиболее известных швейцарских монумента – люцернский Лев и памятник Вильгельму Теллю в Альтдорфе.

Идея увековечить память швейцарских гвардейцев, погибших при штурме Тюильри в 1792 году, вот уже два столетия навевает на русских путешественников задумчивость. Так, например, уже вскоре после открытия монумента писатель и журналист Александр Тургенев смущен сутью совершенного героическими швейцарцами поступка:

«Мне все что-то больно, когда думаю, что этот памятник воздвигнут швейцарцам и, конечно, за прекрасный подвиг, но этот подвиг внушен не патриотизмом, а только солдатским pointd'honneur (дело чести (франц.)) и швейцарскою верностью. Они умерли за чужого короля, защищая не свою землю, не свое правительство – не за свое дело, – а в чужом пиру похмелье».

А Салтыков-Щедрин более чем через полвека интерпретирует латинскую надпись на памятнике «Helvetiorumvirtuti ас fidei» («Доблести и верности швейцарцев») так:

«Любезно-верным швейцарцам, спасавшим в 1792 году, за поденную плату, французское престол-отечество».

Понятие чести как верности заключенной конвенции, исполнения подписанного договора, добровольного подчинения урегулированному порядку и, как следствие, героической гибели «за поденную плату» – трудно все это переварить русскому рассудку. После практической оккупации Наполеоном альпийской республики Швейцария вынуждена была поставить ему войска для завоевания России. «Служба в наполеоновской армии, которую несли молодые швейцарцы в соответствии с договором, была им ненавистна», – комментирует стандартный швейцарский учебник истории. Но как это соотносится с тем, что написано в следующем абзаце той же истории о походе Великой армии? «В ее рядах отправились в Россию 10 000 швейцарских солдат. Они отличались в походе своим наступательным духом и большой выдержкой. Когда кампания завершилась неудачей, «красные швейцарцы» мужественно прикрывали переправу остатков наполеоновской армии через Березину. Из 10 000 швейцарцев на родину из России вернулись только 700 человек, израненных и изможденных».