Читаем Вильгельм Завоеватель. Викинг на английском престоле полностью

Интересно, что после коронации Вильгельма изменения внесли в саму литанию. До завоевания Англии герцог упоминался в ней после короля Франции. Сначала следовала здравица в честь французского монарха, затем следовало обращение к его святым покровителям, и лишь потом добавлялось: «Вильгельму, герцогу Нормандии, – здоровья и вечного мира». В литаниях, которые пелись в церквях англо-нормандского королевства после 1066 года, французский король вообще не упоминался, как к святым покровителям обращались к Богоматери, святому Михаилу и святому Рафаэлю, а следующая за этим просьба выглядела так: «Вильгельму наисветлейшему, великому и несущему мир королю, Господом помазанному, – жизни и побед». Изменения весьма примечательные. «Наисветлейший» является старинной формулой обращения к императорам, а мольба о продлении жизни царствующих особ и даровании им побед была традиционной для Священной Римской империи. Более того, в середине XI века подобные славословия было принято произносить исключительно в адрес короля Франции и императора. Смысл внесенных изменений очевиден. Они были призваны продемонстрировать признание церковью нового статуса Вильгельма. Теперь он был «rex» и, таким образом, стал равным самым великим светским владыкам западнохристианского мира, в том числе королю Франции.

Коронация означала, что отныне Вильгельм признан королем государства, которое он завоевал силой оружия, и все его последующие действия носят законный характер. Всем было понятно, что в Англии произошел переворот и власть была захвачена агрессором, которому удалось одержать победу в войне. Однако Завоеватель и те, кто делал заявления от его имени, никогда не рассматривали произошедшее в таком контексте. Напротив, постоянно подчеркивалось, что корона после краткого периода правления узурпатора наконец досталась законному наследнику престола, а следовательно, Вильгельм являлся королем не только де-факто, но и де-юре. О том, что герцог Нормандии является претендентом на английское наследство, было известно задолго до 1066 года, что придавало доводам его сторонников дополнительный вес. Общественное мнение современников было, скорее всего, на его стороне. Достигнутые им в период между 1066-м и 1087 годами успехи не в последнюю очередь объясняются именно этим.

Система доказательств, использованная для подтверждения легитимности королевской власти Вильгельма Завоевателя, весьма любопытна и заслуживает отдельного разговора. Самое, пожалуй, удивительное, что в ней на первый план выдвигались потомственные права, то есть подчеркивалось, что Вильгельм являлся наследником по праву крови. С точки зрения Вильгельма Пуатьеского, доказательством этого было то, что матерью Эдуарда Исповедника была Эмма, дочь нормандского герцога Ричарда I. Довод довольно слабый, но тогда, видимо, он выглядел убедительнее, чем в наши дни. Дело в том, что, хотя передача королевского титула в англосаксонской династии базировалась на потомственном принципе, наследником королевства считалась вся семья, а не кто-то персонально. Право на трон любого из принцев было настолько же слабым, насколько оно было незыблемым у королевской семьи в целом. Однако обязательным условием наследования короны была принадлежность к королевскому роду. И с этой точки зрения претензии Вильгельма выглядели довольно неубедительно. Понимая это, он старался избегать любых формулировок, которые указывали бы на степень его родства с английской правящей династией, основателем которой считался сам Один. Очевидно, что именно с этим связано изъятие фразы «и права отцов, как наследник, примешь» из славословий, произносимых на церемонии коронации. Это же отражено и в документах, подписанных им в первый период правления. В хартии, составленной между 1066-м и 1070 годами, новый король, подтверждая права английского аббатства Сент-Эдмунд, указывает, что они были предоставлены этому монастырю его «родственником» Эдуардом Исповедником. В хартии, в это же время выданной монастырю Жюмьеж, он даже использует титул, характерный для Восточной Римской империи: «Я, Вильгельм, герцог Нормандии, ставший по праву наследства басилевсом Англии…»

Во всех ранних монархиях, в которых власть принадлежала правящему дому, должны были выработаться традиции, позволявшие передавать наследственные права королевского семейства в целом одному из его представителей. В англосаксонской Британии, для того чтобы монарх считался абсолютно легитимным, требовалось, как минимум, два условия: во-первых, он должен был быть назван наследником предыдущим королем, во-вторых, признан в качестве сеньора другими представителями семьи и высшими феодалами королевства. Церемония признания заключалась в подтверждении взаимных прав и обязанностей и завершалась принесением вассальной клятвы на верность королю. Естественно, все это относилось и к Вильгельму, и надо признать, что при переходе власти к нему были соблюдены оба условия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Nomen est omen

Ганнибал: один против Рима
Ганнибал: один против Рима

Оригинальное беллетризованное жизнеописание одного из величайших полководцев в мировой военной истории.О Карфагене, этом извечном враге Древнего Рима, в истории осталось не так много сведений. Тем интересней книга Гарольда Лэмба — уникальная по своей достоверности и оригинальности биография Ганнибала, легендарного предводителя карфагенской армии, жившего в III–II веках до н. э. Его военный талант проявился во время Пунических войн, которыми завершилось многолетнее соперничество между Римом и Карфагеном. И хотя Карфаген пал, идеи Ганнибала в области военной стратегии и тактики легли в основу современной военной науки.О человеке, одно имя которого приводило в трепет и ярость римскую знать, о его яркой, наполненной невероятными победами и трагическими поражениями жизни и повествует эта книга.

Гарольд Лэмб

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное