Читаем Вильгельм Завоеватель. Викинг на английском престоле полностью

Превращение Лебека из маленькой общины в один из крупнейших монастырей Нормандии также связано с именем Ланфранка. К Херлуину и его товарищам он присоединился примерно в 1042 году, в возрасте тридцати пяти лет. Он уже был достаточно известен своей проповеднической деятельностью в Северной Италии и Авранше. Однако на берегах Риля его ожидал не самый восторженный прием. Первые три года он, как отмечают источники, преодолевал недоверие и боролся с религиозным невежеством окрестных жителей. Но терпение и дух этого выдающегося религиозного деятеля помогли ему выстоять. Херлуин и все остальные признали первенство самого Ланфранка и правильность его учения. Вскоре из других частей Нормандии стали съезжаться желающие поучиться у него богословию. Известность и авторитет обители Лебек росли день ото дня. К 1060 году монастырь стал признанной теологической школой. В этот период в его стенах появился человек, возможно даже более великий, чем Ланфранк. Речь идет об Ансельме, будущем епископе Кентерберийском. С его приходом Лебек получил все, что необходимо для достижения гармонии. Горячие молитвы Херлуина, гениальный ум Ланфранка, святость Ансельма и подвижничество их соратников, соединившись, образовали некое «религиозно-энергетическое поле», влияние которого распространилось далеко за пределы самого монастыря. Лебек, «основание которого из-за враждебности окружающего населения казалось почти безнадежным предприятием, менее чем за четверть века сумел не только вовлечь это население в религиозную жизнь, но и стал образцом для подражания и учителем веры для всего нормандского монашества».

Монастырь, в стенах которого с 1058-го по 1063 год находились «два величайших интеллектуала и гораздо большее количество величайших ревнителей святости той созидательной эпохи», не мог не занять достойного места. Это вовсе не означает, что Лебек со своими духовными достижениями находился в изоляции от остального монашества Нормандии. Рассматриваемый нами период характеризовался не только ростом числа монастырей, но и распространением на них влияния реформаторского движения, в которое вовлекалось все больше и больше конгрегаций Северо-Западной Европы. Речь идет о порядке монашеской жизни, предложенном клюнийцами, тяготение к которому было общим практически для всех новых нормандских монастырей. Вильгельм Дижонский провел соответствующую реформу в Фекане и Бернье. Вышедшие оттуда его последователи сделали то же самое в Жюмьеже, Мон-Сен-Мишеле и Сент-Уане, а адепты, воспитанные уже в этих монастырях, распространили идеи клюнийцев на все вновь создававшиеся общины. Фекан дал аббатов для обителей, основанных семействами Тосни и Монтгомери в Конше и Троарне соответственно. Мон-Сен-Мишель предоставил аббата и первых монахов монастырю Сен-Вигор в Байе. Первым настоятелем созданного Грандмеснилом аббатства Сен-Эврёль был выходец из Жюмьежа, а воспитанники Сен-Эврёля, в свою очередь, стали первыми аббатами Лире, обязанного своим созданием Вильгельму фиц Осберну. Своеобразный рекорд принадлежит монастырю Сент-Уан, из которого вышли аббаты руанской обители Святой Троицы, обителей Летрепо, Сен-Пьер-сюр-Дивез, Кормели, Сери-Лефоре, Лакруа-Сен-Лефруа, Сен-Виктор, Бомонен-Оже и некоторых других. Если продолжить данное перечисление, то придется упомянуть практически все монастыри, построенные или воссозданные в Нормандии до 1066 года. А те конгрегации, которые не черпали кадры, воспитанные непосредственно проповедниками клюнийского устава, сами были источниками новых идей. Лебек в принципе был уникален, так как появился в результате активности группы далеко не самых знатных нормандцев, стремившихся к духовным высотам монашеской жизни. Тем не менее, действовавший в нем устав стал образцом для многих других общин, а, как минимум, в двух – аббатстве Лизье и обители Сен-Стефан – был воспроизведен полностью. Сен-Вандриль, судя по всему, сохранил верность традициям, позаимствованным из более ранних монашеских течений, характерных для Фландрии. У него тоже были последователи, к каковым можно отнести монастырь, основанный Бомонами в Прейю, аббатство, созданное Херлуином в Грестэйне, и, возможно, обитель Фонтенье, построенную Ральфом Тессонским. Впрочем, вопрос взаимовлияния еще не совсем ясен, поскольку известно, что сам Сен-Вандриль был в 1063 году реформирован выходцами из Фекана. Таким образом, нормандское монашеское сообщество (за исключением общины Лебек) до завоевания Англии в целом представляло собой некую конфедерацию, объединенную учением клюнийцев. Независимо от того, кем они были основаны, монастыри всегда были связаны между собой множеством невидимых нитей. Нормандское монашество представляло собой достаточно консолидированную силу, не только оказавшую влияние на духовное состояние общества, но и поддержавшую герцога Вильгельма в его стремлении к единству Нормандии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Nomen est omen

Ганнибал: один против Рима
Ганнибал: один против Рима

Оригинальное беллетризованное жизнеописание одного из величайших полководцев в мировой военной истории.О Карфагене, этом извечном враге Древнего Рима, в истории осталось не так много сведений. Тем интересней книга Гарольда Лэмба — уникальная по своей достоверности и оригинальности биография Ганнибала, легендарного предводителя карфагенской армии, жившего в III–II веках до н. э. Его военный талант проявился во время Пунических войн, которыми завершилось многолетнее соперничество между Римом и Карфагеном. И хотя Карфаген пал, идеи Ганнибала в области военной стратегии и тактики легли в основу современной военной науки.О человеке, одно имя которого приводило в трепет и ярость римскую знать, о его яркой, наполненной невероятными победами и трагическими поражениями жизни и повествует эта книга.

Гарольд Лэмб

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное