Вильгельм Завоеватель

Однако этот случай имел далеко не главное значение в битве. Центральным событием дня была не наша победа и взятие города, а посвящение Гарольда в рыцари. В порыве восторга, то ли искреннего, то ли имеющего под собой определенный расчет, герцог наш принес ему в дар рыцарские доспехи. Согласно нормандскому обычаю мы встали в строй, и сир Вильгельм на глазах у всех нас одобрительно потрепал англичанина по затылку! И вслед за тем произнес:

— Отныне, Гарольд, я буду вам покровителем и опорой. И слова своего я не нарушу, уж будьте уверены!

Гарольд, вновь попавший на приманку, точно рыба на крючок, поднялся с колен и сказал в ответ:

— Я буду служить вам верой и правдой. Теперь вы мой повелитель! А я ваш вассал!

Вильгельм постарался закрепить произведенное своим жестом действие:

— Любезный брат мой, Гарольд, пусть это вас нисколько не тревожит. Да, отныне мы связаны с вами одними узами — узами дружбы и благожелательности, как истинные товарищи по оружию.

И Гарольду волей-неволей пришлось принять его слова.

— Ну, хоть теперь-то ты уразумел, реньевильский простофиля? — спросил меня Герар. — Вильгельм все крепче и крепче затягивает на шее Гарольда петлю: сначала принимает его как Бог весть какую важную персону и осыпает дарами, потом сватает за него собственную дочь и под конец делает своим вассалом. Лихо стелет! Надеюсь, теперь-то тебе ясно — распрекрасный Гарольд надавал уже столько обещаний, что идти на попятную уже не сможет!

И то правда, отступиться от своих слов Гарольд уже не мог. Равно как и запросто вернуться в Англию. Прежде согласно обычаю ему следовало повторить свои заверения в верности Вильгельму перед Нормандским двором и для полного взаимопонимания скрепить их необходимыми договоренностями. Он, очевидно, надеялся обмануть Вильгельма потом, а пока решил пойти ему на уступки. Возложив руки на два ларца со священными реликвиями, он послушно повторил следом за советниками герцога клятву:

— Клянусь быть при дворе государя моего, короля Эдуарда, полновластным представителем интересов герцога Вильгельма Нормандского. Клянусь с помощью власти моей и влияния сделать все от меня зависящее, чтобы по смерти Эдуарда английская корона досталась ему, как законному наследнику. А пока обязуюсь передать под охрану рыцарей Вильгельма замок Дувр, укрепленный стараниями моими и на мои же средства. Кроме того, обязуюсь передать в его владения и другие замки, кои герцог повелит мне построить в разных частях английского королевства и точно в тех местах, какие он укажет. Обязуюсь также исправно снабжать размещенные в них герцогские гарнизоны пропитанием и прочими видами довольствия.

Когда Гарольд закончил читать эту клятву, епископ Одон снял богато украшенные покрывала, накрывавшие ларцы. Внутри них лежали Святые мощи. Гарольд побледнел, но присутствия духа не потерял. Он даже нашел в себе силы пошутить:

— Не думал я, однако, сеньор епископ, что вы заставите меня клясться на погосте!

Его слова премного развеселили нас. Не смеялся один лишь Вильгельм — знать, на то у него были серьезные причины.

Глава IX САРАЦИНКА

Мы проводили англичанина и его свиту до самого побережья, и во главе эскорта был сам Вильгельм. Гарольд отбывал на нормандском корабле, доверху загруженном всевозможными дарами. По дороге к морю он еще раз повторил Байейскую клятву. Однако теперь он мог присягать без всякого для себя риска в чем угодно: ему удалось-таки вырваться из цепких рук своего соперника и благодетеля. Он обрел наконец полную свободу — и действий и мыслей. Но Гарольд ко всему прочему слыл искусным притворщиком — и на лике его Вильгельм не заметил ничего подозрительного, кроме разве что ликования, вполне, впрочем, естественного, которое англичанин объяснил так:

— Простите мне мою радость, сир Вильгельм. Но этого мгновения я ждал так долго!

Однако, едва ветер надул парус его струга и тот вышел в открытое море, придворный шут вдруг принялся прыгать и причитать:

— Недобрый, недобрый, недобрый ветер наполнил парус Гарольда! Скорбный путь указал он ему! Будь прокляты волны, унесшие его…

Вильгельм велел ему замолчать. Хотя многие из нас, и я в первую очередь — дальше я объясню почему, — считали придворных шутов великими провидцами.