Вильям Гарвей

Сейчас нам уже известно, что в сутки сердечная мышца, сокращаясь, совершает работу, равную 20 тысячам килограммометров. Какова же эта работа за всю жизнь?!

Единственная ошибка, допущенная Гарвеем, заключалась в том, что он считал печень кроветворным органом, снабжающим кровью живой организм. Объясняется эта ошибка тем, что при тогдашнем состоянии техники вообще, медицинской в частности, проследить в организме кроветворение не представлялось возможным. Только сравнительно недавно было установлено, что кровь образуется в костном мозге, лимфатических железах (во времена Гарвея еще и не открытых) и в селезенке. Печень же действительно участвует в выработке крови, но только у зародышей на определенном месяце развития; у взрослого же человека печень только утилизирует одну очень важную часть крови — гемоглобин — и является местом осуществления белкового обмена.

В остальном учение Гарвея о кровообращении впервые явилось в его книге в современной нам форме. Загадка одного из основных физиологических процессов была решена.

Впервые в истории физиологии крупное открытие было сделано на основе истинно научного метода, при помощи экспериментов.

Впервые в истории медицины была высказана и подтверждена строгими опытами мысль о том, что одно и то же сравнительно небольшое количество крови движется в нашем теле неизменно в одном и том же направлении по замкнутому пути и что движущая сила этого круговорота — сокращения сердечной мышцы. Впервые была высказана и доказана мысль о связи пульса с сокращениями сердца и установлена точная природа этого фактора. Насколько он важен, можно судить уже по тому, что каждый врач, обследуя больного, прежде всего знакомится по пульсу с состоянием его сердечно-сосудистой системы.

Учение Гарвея дало толчок к развитию научных представлений о связи дыхания и кровообращения, и правильно он отмечал в своей книге, что «причиной всех ошибок была неясность вопроса о связи сердца и легких человека». Открытие Гарвея физиологически и анатомически обосновало эту связь и дало толчок к пониманию жизненных процессов как процессов химических.

Работа Гарвея — начало не только новой физиологии, основателем которой он является, но и новой медицины. Необыкновенно наблюдательный, он подметил важнейшие факты, без которых сейчас не обходится ни один мыслящий врач и физиолог.

В своем трактате Гарвей пишет: «Я хотел бы, чтобы все убедились в том, что я узнал, а именно, что кровь проходит то в большем, то в меньшем количестве, что циркуляция происходит при различной скорости, согласуясь с темпераментом, возрастом, внешними и внутренними причинами, сообразно времени сна или отдыха, питания, упражнения, состояния духа и прочим подобным условиям».

Кому не знакомо быстрое сердцебиение в минуту волнения или тревоги? Кто из нас при сильном испуге не хватается рукой за сердце, инстинктивно стараясь умерить его лихорадочное и бурное биение? Кто не знает, как медленно и ровно бьется сердце в состоянии покоя, как быстро колотится во время бега и как неуемно прыгает оно в груди — перед каким-нибудь серьезным испытанием?

Но только в наше время другой гений — Иван Петрович Павлов — научно обосновал природу этих явлений, связанных с состоянием коры головного мозга — главного управителя физиологических процессов, происходящих в организме человека.

Ценность книги Гарвея прежде всего в том, что он сумел завершить учение о движении крови, претерпевшее в течение веков массу изменений. Только благодаря его работе учение это вылилось, наконец, в четкую материалистическую форму. Гарвей собрал все отрывочные сведения и открытия, опроверг все ошибки, дал всем учениям соответствующую оценку, произвел массу опытов, высказал много нового и оригинального и только тогда провозгласил истину. Своим трактатом Гарвей положил начало новой эре в науке.

Один из биографов Гарвея, М. А. Энгельгардт, пишет:

«Как в астрономии система Птолемея господствовала вплоть до Коперника, несмотря на возражения Аристарха, Сенеки и других, так в физиологии система Галена оставалась незыблемой, пока Гарвей не противопоставил ей новую систему, обоснованную во всех деталях со всей строгостью научного метода. Система Гарвея объединяла и объясняла все предыдущие. Опыты, на которых он основывался, были известны всякому хирургу: анатомические факты, вроде венных заслоночек и т. п., были указаны его предшественниками; он только связал и объяснил эти факты. По отношению к предыдущим исследователям его книга представляет так же мало или так же много, как мозаическая картина по отношению к груде цветных камешков; из старых фактов выросла новая система физиологии. Открытия Везалия, Коломбо, Фабриция имели отрывочный характер, касались частных анатомических фактов, но в исследовании Гарвея дело шло о всей совокупности органов и процессов, составляющих в целом систему кровообращения. Таким образом, период освобождения науки от авторитетов древних, начатый Везалием в области фактов, завершился Гарвеем в сфере идей».