Вильям Гарвей

На этот раз лейб-медик был забыт. Гарвей остался в Оксфорде, даже не подозревая о бегстве короля. Но с той самой минуты, как Карл утратил свободу, Вильям Гарвей вновь обрел ее.

Парламентские войска вошли в королевскую цитадель. Брент снова занял должность декана медицинского колледжа.

24 июня 1646 года Гарвей, потерявший все свое имущество, рукописи, жилище, усталый, уже старый, но все еще полный научных замыслов, вернулся в Лондон.

«Все живое из яйца»

Поглощенный наукой, Гарвей никогда не думал о материальных благах, был крайне непрактичен, и если бы не один из его братьев, Элиаб, занимающийся, как и все остальные братья Гарвея, торговлей, Вильям Гарвей на старости лет остался бы без гроша и без угла.

Но Элиаб обладал теми необходимыми для практической жизни качествами, которых был лишен его знаменитый брат: деньги, которые Вильям заработал врачебной практикой, он пустил в оборот и обеспечил Гарвею безбедное существование. Что касается дома, Элиаб позаботился и об этом — он увез старшего брата в свой дом, в деревню Ламбет, неподалеку от Лондона, позже вошедшую в городскую черту.

Гарвей занялся эмбриологией.

Что же такое эмбриология и каково было состояние этой науки к середине семнадцатого века?

Сразу надо сказать: такой науки тогда не было. Были работы, посвященные этой отрасли естествознания, немногие отрывочные сведения и разрозненные факты. Основателем эмбриологии как науки явился Вильям Гарвей.

Эмбриология — это учение о развитии зародыша многоклеточных животных и растений.

Учением о зародыше и его развитии занимались многие древние философы. Еще Гиппократ наблюдал за развитием куриного яйца и сравнивал его с развитием человека. Много работ посвятил эмбриологии Аристотель, оставивший потомкам интересные исследования по этому вопросу. Великий древний философ считал, что природа постепенно переходит от неодушевленных тел к растениям, а от них — к животным. Эта сторона его учения вполне правильна. Но все его объяснения носят идеалистический характер и далеки от истины: усложнение организмов он объясняет усложнением деятельности души.

Большой трактат о развитии яйца написал учитель Гарвея Фабриций, работы которого и продолжил Влльям Гарвей.

Вильям Гарвей. Портрет, приписываемый кисти ван Дейка

Фабриций занимался изучением развития цыпленка, уделяя вопросам эмбриологии в период пребывания Гарвея в Падуе, пожалуй, больше всего времени.

Аристотель считал, что зародыш цыпленка развивается из желтка. Фабриций долго наблюдал за развитием куриного яйца, добросовестно и подробно описал его и пришел к выводу: зародыш начинается не из желтка, а из белка. Вывод достаточно смелый со стороны Фабриция: он опровергал неопровержимого Аристотеля. Но в конце концов из желтка или из белка — не в том была суть. Конечно, важно проследить зарождение жизни у самых ее истоков, но гораздо важнее другое…

В тогдашней науке широко распространилось мнение о возможности самопроизвольного зарождения многоклеточных форм: червей, насекомых и т. д. Нужно было опровергнуть это лженаучное мнение, не так далеко ушедшее от гомункулюсов Парацельса. Нужно было доказать, что все живые существа возникают от себе подобных, обязательно проходя в своем развитии стадию яйца. Во всех без исключения случаях.

Эту задачу и взял на себя Гарвей.

Представление о том, что некоторые животные могут рождаться из ничего, сами по себе, самозарождаться, было еще широко распространено не только во времена Гарвея, но и много десятков лет спустя.

Теория самозарождения продолжала существовать и в девятнадцатом веке, когда далеко позади остался тот знаменательный для науки день, в который привратник городской ратуши в Дельфте — Антоний Лёвенгук — впервые направил отшлифованную им линзу на каплю дождевой воды и увидел в ней крохотных животных. Животные эти бегали в непонятной суматохе, вели какую-то жизнь, несмотря на их непомерно малые размеры. Это были микробы. И эти микробы, как наблюдал Левенгук, размножались — они делились на еще более крохотные, но как две капли воды похожие на своих родителей микробики. Никакого самозарождения тут и в помине не было!

Но не каждый ученый захотел увидеть то, что увидел голландский шлифовальщик стекол, — кое-кому невыгодно было наблюдать происхождение микробов от себе подобных, потому что это ставило под неотразимый удар теорию самозарождения, которую проповедовала религия и некоторые естествоиспытатели — идеалисты и метафизики. Поэтому еще во времена Пастера многие верили в зарождение некоторых животных из воздуха, и великому Пастеру пришлось заниматься опровержением этой нелепицы.

Пастер убедительными опытами со всей очевидностью доказал, что даже те крохотные существа, от которых прокисает молоко и гниет мясо, не рождаются сами по себе, а попадают в подходящую среду, где могут размножаться, из воздуха, который кишмя кишит микробами.

Но если Пастеру во второй половине девятнадцатого века приходилось отстаивать столь очевидные для нас истины, то можно себе представить, как все это выглядело более чем за двести лет до него!