Вильямс

— Ну, ладно, — говорит Вильямс, — но я посмотрю, все ли вы мне оттуда привезете, ведь талышских почв у нас нет еще в музее.

Сотрудники отправились одни и привезли много материалов, но кое-что все-таки просмотрели. Вильямс указал им на это.

— А вот это вы пропустили, — говорил он и мастерски восстанавливал все пропуски и недочеты в наблюдениях своих сотрудников. Он прекрасно помнил субтропическую природу Западной Грузии и Калифорнии, а по Талышу он глубоко знал всю существующую научную литературу — по геологии, геоморфологии, почвам, растительности, климату, животному миру.

Как ни хорошо знали ученики своего учителя, но на сей раз они подивились его диковинному дару по немногим деталям восстанавливать картину природы таких мест, где он никогда не был.

Но больше всего Вильямс занимался в Азербайджане изучением пустынь — для этого он сюда и приехал. В «пустынном» вопросе Вильямс решил разобраться глубоко, понимая, что это имеет огромное значение не только для Азербайджана, — это диктовалось необходимостью создания мелиоративного клина — участков орошаемых земель — во всех засушливых районах страны.

Неудачи орошения земель в Азербайджане Вильямс объяснял историческими причинами. Говоря о том, что земли здесь стали орошать еще при царизме, когда началась «хлопковая» горячка, Вильямс спрашивал: «Для кого же их орошали?» И отвечал:

«Раньше и не возникал этот вопрос. Капитал требовал прибыли, дешевый хлопок мог дать эту прибыль. Этого было достаточно.

А как же исконные работники этих земель, сотнями поколений черпавшие из них средства существования, работники, которые не по своей вине использовали эти земли первобытными приемами? Их не научили лучшим. И не старались. Они недовольны? Они бунтуют? Разбойники? Перегнать их за персидскую границу или за афганскую, за турецкую, все равно за какую… за ближайшую… Пусть там и разбойничают.

Но наступил предел терпению. Пришел Красный Октябрь. Не скоро докатился он до берегов Каспия. Много было препятствий. На пути лежали нефть, рыба, хлопок. Было из-за чего задержаться.

Но путь пройден, и «стали разбираться, кто же разбойник и кто нет. Разобрались.

Тут и наступает самое трудное, самое ответственное время для работников нового строя. В народном хозяйстве, а в особенности в сельском хозяйстве, ошибки исправляются с большим трудом; они проникают весь строй, весь уклад жизни, и всякое изменение неизбежно вносит коренную ломку всего уклада жизни.

Еще царское правительство сознавало грозное значение создавшихся условий и бросило лозунг поднятия товарности хозяйства. И под прикрытием спасительного лозунга началась хлопковая и оросительная горячка. Товарность хозяйства стала быстро подниматься и подниматься руками населения. Но не в руки населения попали плоды товарности.

Мало того, само орошение было начато в неправильном с народнохозяйственной стороны направлении. Без увязки со всем народным хозяйством. Появилось грубо ошибочное понятие о монокультуре хлопка. Такая культура должна неизбежно привести к порче орошенных земель, к их засолению, которое исправляется лишь через большие промежутки времени. Для капиталиста это не страшно. Он оросит новые земли, и на его век хватит. А потом? Потом хоть потоп.

До очевидности ясно, что так в СССР продолжаться не может».

Знание истории народов Востока позволило Вильямсу глубоко охарактеризовать историю земледельческой культуры в пустынях как непрерывную цепь строительства и разрушения гигантских оросительных систем. В разрушении этих систем зловещую роль играли кочевники с их примитивным кочевым скотоводством, являющимся наиболее отсталой и варварской системой хозяйства.

«Что такое история Центральной Азии и Кавказа, — писал Вильямс, — как не периодическое разрушение систем орошения кочевниками и последующее восстановление их кровью и потом оседлых земледельцев?…Ведь бесчисленные развалины когда-то цветущей культуры, ведь весь восточный эпос, это один сплошной шопот — memento mori[27] для всей культуры, и побороть эту угрозу может только социалистический строй».

В чем причина быстрой «порчи» земель в условиях орошения при монокультуре хлопка или пшеницы? Вильямс и раньше понимал сущность этого вопроса, но муганские исследования внесли в него предельную ясность.

Уничтожение структуры почвы под влиянием монокультуры совершается быстро и неотвратимо. Бесструктурная почва не способна удерживать долгое время полученный ею запас воды. Выходом из этого было чудовищное увеличение поливных норм, буквальное затопление земель, а в связи с этим происходил резкий подъем уровня грунтовых вод. В наиболее пониженных местах орошаемой территории грунтовые воды выступали на поверхность, почвы заболачивались, возникали злостные очаги малярии. Земли эти забрасывались из-за избытка воды, и в то же время по соседству нехватало воды для орошения, из-за нее дрались, а иногда даже и воевали.