Вильямс

«Очевидно, что для проявления своего значения «лес агрономического значения» в лесокультурной зоне должен занимать водоразделы. Если водоразделы обезлесены, то атмосферные осадки скатываются по поверхности почвы. Вода эта сносит с собой и пахотный слой, размывает овраги, отлагает снесенный песок в реках, причиняет огромные весенние разливы рек и летние паводки. После того как спадает разлив, уровень рек сильно понижается вследствие ничтожного притока скудных почвенных вод в течение лета и нанесенный песок образует мели и перекаты. Кроме агрономического значения, эти леса имеют и важное государственное значение. Они регуляторы водного хозяйства всей страны».

Эти Положения огромной теоретической и практической важности были высказаны много лет спустя, но основанием для них послужили наблюдения Вильямса еще во времена его первой комплексной экспедиции.

***

Поездки летом 1894 года по разным районам России не только способствовали расширению научного кругозора Вильямса, но и позволили ему собрать большое количество монолитов и образцов почв, горных пород, минералов, растений. Все эти экспонаты были крайне необходимы для создаваемой кафедры земледелия и почвоведения Московского сельскохозяйственного института. Экспонаты, собранные Вильямсом в 1894 году, послужили началом для знаменитого Почвенно-агрономического музея, который ныне носит имя своего основателя.

Самыми первыми экспонатами этого музея были пять образцов почв Нижегородской губернии, подаренных в 1888 году молодому ученому великим Докучаевым.

Зимой 1894–1895 годов Вильямс не читал подготовленных им курсов почвоведения и общего земледелия потому, что в институте были еще только студенты первого курса, а читаемые Вильямсом предметы начинались лишь со второго года обучения.

Вильямс вел в это время специальный курс луговодства, который читался небольшой группе студентов, принятых в институт из числа лиц, окончивших университеты. Эти слушатели, обладавшие солидной естественно-исторической подготовкой, с большим интересом прослушали содержательные лекции молодого адъюнкт-профессора.

Вильямс стремился так оборудовать кафедру земледелия, чтобы она действительно помогала студентам получить глубокую подготовку по основным для них предметам: почвоведению, земледелию, луговодству, сельскохозяйственным машинам. Все эти предметы, обслуживаемые в наше время специальными отдельными кафедрами, должен был преподавать один Вильямс. По намечаемым курсам у молодого профессора были уже подготовлены лекции, которые он все время обогащал и совершенствовал. Но он помнил, что прекрасные сами по себе лекции Тимирязева особенно хорошо запоминались по тем ярким демонстрациям, которыми их сопровождал лектор. А кафедра Вильямса была бедна: в первое время не было у нее ни образцов почв, ни гербария, ни коллекции семян, ни карт и таблиц. «Кафедра почвоведения и общего земледелия, — писал Вильямс в одном своем обращении к директору института, — ничего не получила из коллекций Петровской академии по весьма простой причине — таких коллекций не было».

Нелегко было эти коллекции создавать и сейчас, когда Вильямс являлся, казалось бы, полным хозяином кафедры, — на сбор коллекций, их обработку и оформление не отпускали почти никаких средств.

Вильямс очень быстро убедился, что устные и письменные обращения по этому вопросу к директору института бесполезны. Директор был бессилен оказать Вильямсу существенную помощь — ему министерство тоже не давало денег.

Вильямс ищет выхода из тяжелого положения, в какое попала его только что организованная кафедра. Поездки по России, проведение работ на средства разных ведомств — верный путь для сбора коллекций. И вот из первой своей поездки Вильямс везет десятками пудов образцы черноземов, серых лесных почв, луговых и болотных почв, глин, песков, фосфоритов и других горных пород, встреченных им в разных местах обширного района его путешествий; везет он новые гербарные листы, образцы семян. Вильямс уже в это время мечтает о создании большого всероссийского Почвенно-агрономического музея. Так пусть же коллекции 1894 года послужат началом этого музея, пока никем не утвержденного и никем не финансируемого!

Мысль о создании музея не дает покоя Вильямсу. Он сразу же принимается за осуществление своей мечты. Когда он берет в поле образец почвы, он сразу же думает: не пойдет ли он в музей? И если пойдет, то, значит, образец надо брать большой, выразительный, на десятилетия.

Но в музее должны быть надписи, он не может быть немым, а средств для приглашения чертежника нет. И Вильямс сам каллиграфическим почерком выписывает красивые этикетки для всех экспонатов (за свою жизнь Вильямс надписал около сорока тысяч этикеток). Он заводит для своего «музея» инвентарные книги и вписывает аккуратно своей рукой в эту книгу все новые поступления. И сейчас эти книги и первые этикетки бережно хранят в музее ученики Вильямса.