Вильямс

Младший сын Вильямса Василий был в это время на фронте. Туда со случайной оказией отец отправил сыну только что вышедшую из печати первую часть своего курса «Общего земледелия» и отчеркнул красным карандашом первые строки своего Предисловия, где он говорил о солнце свободы, о его багряном крае, показавшемся уже на горизонте, где он говорил о неминуемых жертвах, которых потребует защита этой впервые обретенной свободы.

Ее защитникам, пришедшим на новый фронт — фронт овладения знаниями, он старался помочь всем, чем только было можно.

— Кто из Красной Армии, — говорил он, — тому у нас место всегда найдется.

Но не так встречали рабфаковцев реакционно настроенные студенты и профессора. Вот что рассказывал об этой встрече один из рабфаковцев первого приема, ставший впоследствии доцентом кафедры неорганической химии в Тимирязевской академии, Ф. П. Платонов:

«Высадившись из только что остановившегося у фермы «паровичка», я подошел к стоявшему в студенческой форме молодому человеку:

— Где помещается канцелярия рабфака? Молодой человек, прищурившись, пренебрежительно осмотрел меня с ног до головы, усмехнулся и ответил протяжно: «Не знаю».

Вид действительно был у меня непрезентабельный. Только что демобилизовавшись из Красной Армии, я был в красноармейской шинели, на голове кожаная фуражка, на ногах буцы с обмотками защитного цвета.

Другой студент, к которому я обратился с тем же вопросом, после некоторой паузы ответил, что не знает, где помещается канцелярия рабфака, и не желает знать такого учреждения.

В то время состав студенчества Академии был засорен детьми помещиков, торговцев, кулаков; отношение их к советской власти и к нам, рабфаковцам, было самое враждебное. Но чем хуже относилась к нам эта братия, тем с большим энтузиазмом овладевали мы наукой, успешно занимаясь и ведя борьбу за свое академическое равноправие».

Враждебное отношение к рабфаку выражалось не в одних только разговорах. Реакционные силы повели в Академии систематическую борьбу против рабфака, не без основания чувствуя в нем угрозу своему господствующему положению. Рабфаковцев старались притеснить во всем: их лишали даже тех скудных пайков, которые существовали в то время, им не давали голоса в общестуденческих организациях, их не пускали в студенческое общежитие, и в первую зиму рабфаковцы жили в полуразрушенных, заброшенных дачах, размещавшихся на территории Академии. Рабфаковцам даже не предоставляли помещения для занятий, и нередко, воспользовавшись мало-мальски приличной погодой, они проводили занятия в академическом парке, перед главным зданием.

Вильямс не только нашел возможность читать свои лекции рабфаковцам в своей аудитории, но и отдавал ее в их полное распоряжение во все то время, когда там не шли лекции; он открыл для рабфаковцев и двери своих лабораторий.

И Вильямс, и Демьянов, и другие профессора, сделавшиеся преподавателями рабфака, встретились с такой благодарной, жаждущей знаний аудиторией, какой им еще никогда не приходилось видеть. И это давало профессорам необходимые силы для успешного проведения занятий в обстановке продолжающихся нападок на рабфак и на передовых ученых, «продавшихся большевикам».

Общение с новой, рабоче-крестьянской аудиторией, где было значительное число коммунистов, многому научило Вильямса. Он ясно осознал ту сложную классовую борьбу, которая происходила во всех областях хозяйственной, научной, политической жизни страны. Борьба против рабфака была одним из звеньев этой общей борьбы. Он увидел, что научные основы земледелия, разрабатывавшиеся им, встречают одобрение или, наоборот, порицание не только из-за их специальных, чисто научных предпосылок. Нет, и тут борьба развертывается между сторонниками революционной перестройки сельского хозяйства и недобитыми приверженцами отживших помещичье-кулацких порядков.

Он понял, что борьба за передовую агрономию не может ограничиваться узкими рамками научных организаций, тесной базой Петровской академии. Нет, эта борьба должна быть вынесена в самую гущу жизни.

Вильямс увидел, что кончилась та гнетущая оторванность научной деятельности от нужд народа, которую так болезненно ощущал ученый в условиях буржуазно-помещичьей России.

Теперь не он один и не десяток-другой таких же, как он, передовых ученых-одиночек живет этими проблемами, бьется над их решением. Этим занята теперь вся партия большевиков во главе с Лениным и Сталиным.

Открытие рабфака совпало со значительным событием — в те же декабрьские дни 1920 года на VIII Всероссийском съезде Советов Ленин выступил с речью о плане электрификации России.

ГОЭЛРО — Государственная комиссия по электрификации России — составила по указаниям Ленина и Сталина план перестройки народного хозяйства, включая и земледелие, на новой технической основе, с широким развитием машинизации и электрификации.