Вилька и Мишка в тылу врага

- Я думаю, радиовзрыватель. Скорее всего, основной заряд спрятали внутри быков, потом заминировали всё остальное, особо не маскируя. Немцы разминировали мост, не заметив вторую закладку, и вот мы, такие красивые, нажали на кнопку…

- Откуда ты всё это знаешь? – подозрительно спросил меня Мишка.

- Ничего я не знаю, - не стал скрывать я, - Ты же знаешь меня всю жизнь, когда бы

я успел выучиться на диверсанта?!

- Откуда я знаю? Может, тогда, когда тебя сажали в карцер.

- В карцер?

- Ну да. В нашем детдоме был карцер, туда сажали нарушителей. Тебя долго не было. Может, тебя чему-то учили?

- Не надо гадать, Минька, - грызя травинку, произнёс я, - если бы я что-то помнил…

- Когда вспомнишь, расскажешь? – сгорая от любопытства, спросил Мишка.

- Если это не государственная тайна, - ответил я.

- Да, это похоже на тайну, - согласился Мишка, - Взорвал склад, взорвал мост! Я начинаю тебя бояться!

- Не бойся, я с тобой! – ответил я, - Давай ещё немного отдохнём, да и отправимся вперёд. Может, найдём кого из своих. Должны же здесь остаться какие-то войска.

- Какие ещё войска? – удивился Мишка.

- Окруженцы. Видишь, с какой скоростью движется немец? Где-то наши войска держатся, а где-то враг прорывается, и окружают тех, кто не отступает, понимаешь?

- Понимаю, - побледневшими губами проговорил Мишка, - Что с ними будет?

- Надо думать, что с нами будет. Думаю, разыскать такой отряд и прорываться с ним к нашим.

- А потом? В тыл?

- Постараются отправить, но может не получиться ничего. Сейчас такая неразбериха, что нам безопаснее находиться в войсках, чем ехать в тыл.

- Это так, - согласился Мишка.

- Ну, что, отдохнул? Пошли.

- Пошли… - кряхтя, поднялся мой друг.

Мы отправились наугад, думая, как выбраться из леса. Но через некоторое время не обрадовались этому: лес пересекала широкая дорога.

Мы залегли на обочине, в кустах, наблюдая за дорогой. Опаснее всего на войне пересекать дорогу. Вроде неширокая, и проглядывается в обе стороны, но, как только выйдешь, обязательно кому-нибудь попадёшься на глаза, и надеяться на то, что ты всего лишь пацан, и никому не нужен, не стоит. Может, наоборот, потому что не сможешь оказать сопротивления. Думаете, мало вокруг мрази? Все такие честные: эти – порядочные тевтонцы, эти – порядочные советские граждане…

Не стоит окрашивать мир в розовый цвет, с той и другой стороны можно ждать чего угодно. Подумав об осторожности, я, однако, не собирался выжидать здесь до ночи, идти надо, с каждым часом фронт катится на Восток, не догонишь. Почему-то я это понимал. Поэтому, вылезши из кустов, я подошёл к обочине и внимательно посмотрел сначала налево, потом направо. Ни шума мотора, ни треска мотоцикла слышно не было. Я махнул рукой, и мы побежали через дорогу…

Вот откуда нам было знать, что здесь есть ещё лесная дорога? И что именно сейчас по ней едут полицаи?

Увидев нас, бегущих через дорогу, они начали кричать, свистеть, кто-то даже выстрелил вслед.

- Стой! – вопили вслед нам, но мы ничего не слышали, пробиваясь сквозь редкий подлесок. Да, очень редкий. Это был не лес, а какой - то парк. Через некоторое время навстречу нам выскочил мотоцикл с коляской, и мы бросились в разные стороны.

Мы не договаривались, так получилось. Когда я обнаружил, что остался один, остановился, и стал прислушиваться. Шум раздавался справа от меня. Погоня продолжалась недолго, скоро я услышал удар и болезненный вскрик. Кричал явно Мишка. Чертыхнувшись, я пошёл в том направлении. Выйдя к кустам, я пошёл вдоль них, надеясь хоть немного укрыться от посторонних взглядов.

Через некоторое время я вышел к полуразрушенному дому, обнесённому забором, который в некоторых местах обвалился.

Возле одной из дыр я остановился и залёг. Мне открывался хороший вид на заросший двор, на котором были вкопаны несколько столбов, была устроена коновязь в виде бревна, горизонтально лежащего на вкопанных чурбанах с метр высотой, дальше станок для подковывания лошадей.

Сюда привели Мишку. Из развалин вышли два немца, в расстёгнутых мундирах, что-то спросили полицаев. Я услышал: «юде».

- Еврейчик! – радостно захохотал один из полицаев.

Другой стал раздевать Мишку. Тот отбивался, но, получив увесистую плюху, обмяк.

Раздев Мишку, они привязали его к бревну, причём руки растянули вдоль бревна.

- Может, не еврей? – засомневался кто-то, - смотри, не обрезанный!

- Долго ли! – захохотал кто-то, - смотри, как это делается! – он взмахнул рукой, и я услышал полный боли вопль своего друга.

Я сжал кулаки так, что ногти больно впились в ладони.

К Мишке подошёл немец, с автоматом на плече, пьяно пошатываясь.

- Юде? – спросил он.

- Эспаньёл! – прохрипел Мишка.

- Найн! – засмеялся немец, показывая рукой на живот Мишке, - Юде!

Он отошёл на два шага назад, снял автомат с плеча и наставил на Мишку:

- Та-та-та! – сказал он, и засмеялся. Потом что-то сказал полицаям. Те склонились и побежали на кузню, как я определил. Выбежав оттуда, один из полицаев подошёл к Мишке, поигрывая молотком.

«Что он собирается делать?» - мелькнула у меня мысль. В животе всё сжалось, во рту появился медный привкус.