Вилла "Грусть"

Может быть, у Ивонны есть псевдоним и я его знаю? На мой вопрос она ответила шепотом: "Это секрет", - и приложила пальчик к губам. Мейнт прибавил с еле слышным, тревожным смешком:

- Видите ли, она здесь инкогнито.

Мы ехали по берегу озера. Мейнт сбавил скорость и включил радио. Мы плыли в теплом воздухе такой ясной, ласковой ночи, какой я никогда больше не видел, разве только в мечтах о Флориде. Пес положил голову мне на плечо, и я чувствовал его горячее дыхание. По правой стороне до самого озера тянулись сады. После Шавуара их сменили пинии и пальмы.

Мы проехали деревню Верье-дю-Лак и свернули под уклон. Внизу были ворота. На них деревянная табличка: "Вилла "Липы" (название, как у моего пансиона). Довольно широкая дорожка, усыпанная гравием, обсаженная деревьями и какой-то буйной растительностью, вела к крыльцу большого белого дома с розовыми ставнями - здания эпохи Наполеона Третьего. Перед ним стояло в ряд несколько машин. Миновав вестибюль, мы оказались в зале, по-видимому, гостиной. Тут, в мягком свете двух-трех ламп, я увидел приглашенных: одни стояли у окна, другие сидели на белом диване, кажется, больше мебели в гостиной не было.

Гости наливали себе вина и оживленно беседовали по-французски и по-немецки. Прямо на полу стоял проигрыватель, и лилась тягучая музыка, под которую густой бас выводил все одно и то же:

Oh, Bionda girl...

Oh, Bionda girl...

Bionda girl...

Ивонна взяла меня за руку. Мейнт нетерпеливо оглядывался вокруг, будто искал кого-то, но сами собравшиеся не обращали на нас никакого внимания. Мы открыли стеклянную дверь и вышли на веранду с зеленой деревянной балюстрадой. Здесь стояли шезлонги и плетеные кресла. Китайский фонарик отбрасывал гирлянды причудливых, словно узор на гипюре, теней, и казалось, что кружевные вуали внезапно укрыли лица Ивонны и Мейнта.

Внизу в парке множество людей толпилось у буфета, ломившегося от всевозможных закусок. Очень высокий светлый блондин приветственно взмахнул рукой и направился к нам, опираясь на трость. В бежевой рубашке с короткими рукавами, расстегнутой на груди, он мне напомнил колонизатора тех времен, когда в колониях было много всяких личностей "с темным прошлым". Мейнт представил мне его: "Рольф Мадейя, режиссер". Тот наклонился, поцеловал Ивонну и похлопал Мейнта по плечу. Он выговаривал его имя с придыханием на "т", на английский манер. Он повел нас к буфету. А вот и жена хозяина - высоченная блондинка, почти одного с ним роста, валькирия с отсутствующим взглядом (она смотрела словно сквозь нас невидящими глазами).

Мы оставили Мейнта в обществе какого-то молодого человека спортивного вида, а сами переходили от одной группы гостей к другой. Ивонна со всеми перецеловалась и на вопрос, кто я такой, отвечала: "Мой друг". Насколько я понял, большинство присутствующих участвовало в "фильме". Все разбрелись по парку, ярко освещенному луной. Блуждая по заросшим аллеям, мы набрели на чудовищной толщины кедр. Дошли до ограды, за которой слышался плеск воды в озере, и долго стояли. Дом отсюда едва виднелся, он выглядывал из-за ветвей разросшихся деревьев так же неожиданно, как неожиданно возникал из зарослей поглотившего его девственного леса старинный городок в Южной Америке с оперным театром в стиле рококо, собором и особняками из каррарского мрамора.

Никто из гостей не заходил так далеко, разве две-три парочки промелькнули мимо нас, прячась в густых зарослях под покровом ночи. Остальные держались поближе к дому или сидели на веранде. Мы присоединились к ним. Но где же Мейнт? Может быть, внутри, в гостиной? К нам подошел Мадейя. Он сказал с немецко-английским акцентом, что охотно остался бы здесь еще на пару недель, но ему необходимо съездить в Рим. Он снова снимет эту виллу в сентябре, "когда монтаж фильма будет закончен". Он обнял Ивонну за талию, и я не мог понять, фривольность это или фамильярность.

- Она прекрасная актриса. - Мадейя смотрит мне в глаза, и я вижу, как взгляд его заволакивается туманом. - Вас зовут Хмара, не так ли? - Туман вдруг рассеивается, глаза вспыхивают голубым холодным огнем. - Хмара... в самом деле Хмара, да?

Я чуть слышно отвечаю "да". Жесткий огонек потух, взгляд снова затуманился, расплылся. Он, безусловно, обладает способностью наводить свои глаза на резкость, как бинокль. Когда он хочет отстраниться, его взгляд становится туманным и все вокруг кажется смутным, бесформенным. Я хорошо знаю этот прием, потому что сам частенько так делаю.

- Когда-то я знавал одного Хмару в Берлине, - говорит он мне. - Правда, Ильзе?

Его жена полулежит в шезлонге на другом конце веранды, болтая с двумя молодыми людьми. Она оборачивается с улыбкой.

- Правда, Ильзе? Я когда-то знавал одного Хмару в Берлине?

Она смотрела на него все с той же улыбкой. Потом отвернулась и продолжила свой разговор. Мадейя пожал плечами и обеими руками взялся за трость.

- Правда-правда... тот Хмара жил на Кайзер-аллее... Вы мне не верите, да?

Он встал, потрепал Ивонну по щеке, отошел к балюстраде и застыл, огромный, грузный, глядя на залитый луной парк.