На этом описание дома можно и закончить. Ни причитающихся настоящим виллам бассейнов, ни прочей роскоши на моей «Вилле Пратьяхаре» нет. Зато, я надеюсь, в ней есть (или будет мной найдена со временем) сама
11
— А это что за парень там?
— Какой?
— Ну вон, у камней. С котомкой через плечо.
— Тощий и сутулый?
— Почему тощий и сутулый? У него отличная фигура.
— Да не-е-е… Тощий, сутулый и волосы сальными паклями.
— Какими сальными паклями? Красивые длинные вьющиеся волосы до плеч!
Ингрид щиплет меня за локоть и смеется:
— Да я шучу! Разумеется, он редкостный красавчик! Хотя и не в моем вкусе. Немножко слишком сладковат. Я просто дразню тебя, милая!
— А причем тут я? Я просто так вообще спросила.
— Да?.. И просто так каждый божий день глаз с него не сводишь?
Старушка в полном восторге. Она щурится, и ее лицо еще больше становится похоже на запеченное яблоко или курагу. Точно, — оранжевую сморщенную курагу, до того, как ее хорошенько вымочить в кипятке. Думаю, она воображает себя в роли мисс Марпл.
— Я глаз не свожу?! Ингрид! Вы забыли? Я почти замужем. И Стас скоро сюда приедет.
Шведка закуривает с победным видом, медленно, кольцами выпускает дым, выдерживает эффектную паузу и понимающе кивает:
— Вот именно. Почти…
— Но мы семь лет живем вместе!
— Вот-вот…
— Что вот-вот?!
— За семь лет не женился, значит, уже не женится никогда.
— Ингрид! Вы наивны. Все так теперь живут. Сейчас другие времена.
— Наивно — это полагать, что я наивна. С возрастом лучше проникаешь в суть вещей, а ваши хваленые перемены происходят лишь внешние и незначительные. На самом деле на любовном фронте, по сути, ничего за последние триста лет не поменялось. Они либо женятся, дорогая моя, либо не женятся. И семь лет — это достаточный срок.
Я выдавливаю из себя некое подобие светской улыбки:
— Что-то жарко, вы не находите? Пойду искупаюсь.
Раскаленный песок больно кусает ступни. За месяц прогулок босиком они уже немного огрубели, но еще недостаточно, и мне приходится убыстрить шаги, чтобы не обжечься. В воду я забегаю почти бегом, невольно поднимая вокруг себя искрящиеся брызги. Какая пошлятина! Ингрид непременно подумает, что я сделала это специально, чтобы обратить на себя внимание. Мне хочется как можно быстрее убраться из заезженного рекламного кадра. Я с разбега ныряю с головой и долго плыву под водой, в следующий раз показываясь на поверхности уже довольно далеко от берега. Я опять стала заниматься йогой и, даже несмотря на жуткое курение (с которым все никак не соберусь начать бороться), мои легкие уже заработали куда как лучше, и одного вдоха мне хватает метров на десять-пятнадцать. Отплыв подальше, я оглядываюсь назад. Так и есть, старушка вся светится от восторга и прямо при всех показывает мне оттопыренный вверх большой палец. Дьявол! Кажется, я слишком близко с ней сошлась. Надо бы сделать перерыв в общении и не спускаться на пляж хотя бы несколько дней. Я же вроде собиралась проводить много времени в одиночестве?
Раздосадованная, я отворачиваюсь и собираюсь уплыть далеко в море. Для разгона перед очередным нырком я отталкиваюсь ногой от дна, но ступня проскальзывает по некстати попавшемуся кораллу, с которыми тут все так носятся (нет бы уж повыкорчевывать их как неприятные помехи для пловцов и лодок!), и меня пронзает вспышка боли. Подпрыгивая на одной ноге, я сгибаю вторую и всматриваюсь в царапину. Сквозь зеленоватую воду отчетливо видны черные рваные края пореза, и стремительно вытекающая струйка крови. Судя по ее количеству, рана вышла довольно глубокой. Настроение окончательно портится. Поплавав для вида около десяти минут, я выбираюсь на берег и хромаю к своему шезлонгу. Вообще-то, пользоваться ими разрешается только гостям, проживающим в отеле, но Лучано давно сделал мне исключение. И это тоже неправильно. Определенно, я слишком много здесь со всеми общаюсь! Мы уже стали как одна большая семья.
— Он уже был здесь, когда я поселилась у Лучано пару месяцев назад, — говорит Ингрид, заклеивая мою рану принесенным Тханом пластырем.
— Кто?
— Да этот молодой человек. Не оборачивайся, он на тебя смотрит.
— Ну, конечно, смотрит. Я проковыляла на одной ноге через весь пляж как калека.
— Да нет… Я бы сказала, он вообще часто на тебя смотрит. Кстати, я слышала, что он француз…
«Француз» в ее устах звучит как приговор. На нашем пляже явно не хватает новостей и сплетен, и, по всей видимости, скучающая Ингрид решила развлечься, используя подвернувшуюся под руку молодежь. Сама-то она уже при всем желании не может привлечь к себе мужского внимания. Но играть отведенную мне в этой комедии роль я категорически отказываюсь.
— Нет, не надо кокоса, — отмахиваюсь я от уже приближающегося Тхана. — Я пойду домой. И столик мне держать сегодня не надо. Поужинаю у себя. И завтра тоже. И послезавтра.