Вилла Рубейн

"Мой маленький философ и друг, я получил вашу записку и отправился в мастерскую вашего друга; его там не оказалось, но полчаса тому назад я наткнулся на него на площади. Он не совсем хорошо себя чувствует, немного перегрелся на солнце - ничего серьезного. Я отвел его к себе в гостиницу и уложил в постель. Если он не уйдет оттуда, то через денек-другой поправится. Во всяком случае, сейчас он из моих когтей не вырвется.

Кланяйтесь мисс Кристиан.

Ваш друг и единомышленник Эдмунд Дони".

Кристиан читала и перечитывала записку, а потом обернулась к Грете.

- Что ты писала доктору?

Взяв записку, Грета ответила:

- Я написала ему: "Дорогой доктор Эдмунд, мы беспокоимся о герре Гарце. Нам кажется, что он не совсем здоров сегодня. Мы (я и Кристиан) хотели бы знать, что с ним. Сообщите нам, пожалуйста. Грета". Вот что я ему написала.

Кристиан потупилась.

- А почему ты написала?

Грета грустно посмотрела на нее.

- Я думала... О, Крис! Пойдем в сад. Мне очень жарко и без тебя так скучно!

Кристиан наклонилась и потерлась щекой о щеку Греты, затем, не говоря ни слова, бросилась наверх и заперлась в своей комнате. Девочка прислушалась. Услышав, как щелкнул замок, она опустилась на нижнюю ступеньку лестницы и взяла на руки Скрафа.

Спустя полчаса мисс Нейлор, шедшая со свечой в руке, увидела, что она крепко спит, положив головку на спину терьера, а на щеках ее следы слез...

Вскоре появилась миссис Диси, которая тоже со свечой в руке направилась в комнату брата. Сложив руки на груди, она стала перед его креслом.

- Николас, как быть?

Мистер Трефри наливал в стакан виски.

- К черту все, Кон! - ответил он. - Откуда мне знать?

- Кристиан в таком состоянии, что всякое вмешательство может оказаться опасным. Я знаю, что не имею на нее никакого влияния.

- На сей раз ты права, Кон, - подтвердил мистер Трефри.

Миссис Диси так пристально смотрела на него своими бесцветными глазами, что он тоже невольно взглянул на нее.

- Будь так добр, оставь свое виски и выслушай меня. Вмешательство Пауля...

- Пауль - осел, - проворчал мистер Трефри.

- Вмешательство Пауля, - продолжала миссис Диси, - при сложившихся обстоятельствах может привести к опасным последствиям. Любое несвоевременное противодействие с его стороны может толкнуть ее бог знает на что. Кристиан натура хрупкая, как говорится, "чувствительная", но стоит пойти ей наперекор, и она становится упрямой, как...

- ...Мы с тобой! Оставь ее в покое!

- Я понимаю ее характер, но признаюсь, я совершенно не знаю, как быть.

- Никак!

И мистер Трефри выпил еще стакан. Миссис Диси подняла свечу.

- Мужчины! - сказала она с загадочной интонацией, пожала плечами и вышла.

Мистер Трефри поставил стакан.

"Понимаю? - подумал он. - Нет, ты не понимаешь, и я не понимаю. Кто поймет молоденькую девушку? Фантазии, мечты - вздор!.. И что она увидела в этом маляре! - Он тяжело вздохнул. - Черт возьми, я дал бы сто тысяч фунтов, лишь бы этого не случилось!"

XIII

Уже прошло много часов с тех пор, как Дони привел Гарца к себе в гостиницу, а он все лежал пластом, мучась от жестокой боли в затылке. До этого он целый день провел на ногах под палящим солнцем, без маковой росинки во рту, в страшном душевном волнении. Любое движение причиняло такую боль, что он боялся пошевелиться и только считал пятна, мелькавшие перед глазами. Дони делал для него все, что мог, а Гарц с какой-то неприязненной апатией ловил на себе настойчивый, испытующий взгляд спокойных черных глаз доктора.

К концу второго дня он уже мог подняться; когда Дони вошел, он сидел на постели в рубашке и брюках.

- Сын мой, - оказал Дони, - расскажите-ка мне лучше о своей беде... Это пойдет нам только на пользу, упрямец вы эдакий...

- Мне надо работать, - сказал Гарц.

- Работать! - медленно проговорил Дони. - Куда вам, и не пытайтесь.

- Мне надо.

- Дорогой мой, вы же не отличите один цвет от другого.

- Мне надо что-то делать; я не могу сидеть здесь и думать.

Дони подцепил большими пальцами проймы жилета.

- Ничего не попишешь, вам еще три дня нельзя показываться на солнце.

Гарц встал.

- Завтра же я пойду в свою мастерскую, - сказал он. - Обещаю не выходить из нее. Мне надо хотя бы видеть свои картины. Если я не могу писать, то я буду рисовать, держать в руках кисти, перебирать свои веши. От безделья я сойду с ума.

Дони взял его под руку и стал прохаживаться с ним по комнате.

- Я отпущу вас, - сказал он, - но войдите в мое положение! Для меня так же важно поставить вас на ноги, как для вас написать сносную картину. А теперь ложитесь. Завтра утром я отправлю вас домой в экипаже.

Гарц снова сел на кровать и долго сидел без движения, уставившись в пол. Вид его, такой несчастный и жалкий, тронул молодого врача.

- Вы сами разденетесь? - помолчав, спросил он.

Гарц кивнул.

- Тогда спокойной ночи, старина.

И Дони вышел из комнаты.