Вилла Рубейн

Когда итальянец вернулся, Гарц сунул ему карточку в руку и пошел к тополям, высеребренным лунным светом и похожим на всклоченных призраков.

VIII

Гарц шатал по дороге прочь от виллы. Выла собака. А ему и без этого воя было тоскливо. Он заткнул пальцами уши, но тоскливый звук все равно проникал в них и отдавался болью в сердце. Неужели ничто не может избавить его от этого чувства? В старом доме на дамбе ему не стало легче, и он всю ночь шагал из угла в угол.

Перед самым рассветом он с рюкзаком за плечами уже шел по дороге к Мерзну.

Почти миновав Грис, он догнал человека, который шел посередине дороги и оставлял за собой струйку сигарного дыма.

- А! Мой друг, - сказал курильщик, - раненько же вы гуляете. Нам по дороге?

Это был граф Сарелля. Слабый свет придавал его бледному лицу какой-то серый оттенок; уже чернела, пробиваясь сквозь кожу, борода, небритая со вчерашнего дня; большие пальцы были засунуты в карманы наглухо застегнутого сюртука, а остальными он жестикулировал.

- Путешествуете? - сказал он, кивнув на рюкзак. - Вы рано вышли, а я поздно возвращаюсь; у нашего друга превосходный кюммель... я слишком много выпил. Кажется, вы еще не ложились? Если сон бежит от кого-нибудь, стоит ли отправляться на его поиски? Согласны? Лучше пить кюммель! Простите! Вы поступаете правильно: вы бежите! Бегите прочь как можно быстрей! Не ждите, не давайте этому захватить себя!

Гарц с изумлением смотрел на него.

- Простите, - повторил Сарелли, приподнимая шляпу. - Эта девушка... девушка в белом... я видел. Правильно делаете, что бежите прочь! - Он нетвердо держался на ногах. - Тот старикашка... Как его зовут... Трррефрри! Что за понятие о чести! - бормотал он. - Честь - понятие абстрактное! Кто не верен абстракции, тот низок. Погодите минутку!

Он прижал руку к боку, словно от боли.

Изгороди чуть-чуть порозовели; на длинной пустынной дороге, кроме их собственных шагов, не было слышно ни звука; вдруг защебетала птица, другая отозвалась - мир, казалось, наполнился тоненькими голосками.

Сарелли остановился.

- Эта девушка в белом... - быстро проговорил он. - Да! Вы поступаете правильно! Прочь! Не поддавайтесь! Я замешкался и попался... а что получилось? Все пошло прахом... а теперь... кюммель!

Он хрипло захохотал, подкрутил ус и покачнулся.

- Я был молодец хоть куда... все было по плечу Марио Сарелли; всему полку был примером. А потом, появилась она... хорошенькие глазки и белое платье, всегда в белом платье, как ваша, родинка на подбородке, ручки быстрые, а прикоснется... теплые, как солнечные лучики. И не стало прежнего Сарелли! Маленький домик у крепостного вала! Ручки, глазки, а здесь у нее ничего, - он похлопал себя по груди, - кроме пламени, от которого очень скоро остался только пепел... вот такой!.. - Он стряхнул белесый пепел с конца сигары. - Забавно! Вы согласны, hein? Когда-нибудь я вернусь и убью ее. А пока... кюммель!

Он остановился возле дома, стоявшего у самой дороги, и осклабился.

- Я уже надоел вам, - сказал он. Сигара его ударилась о землю у ног Гарца, выбросив сноп искр. - Я живу здесь... всего хорошего! Вы любите работать... ваша честь - это ваше искусство! Я понимаю. И потом вы молоды! Человек, которому плоть дороже чести, низок... я и есть низкий человек. Я, Марио Сарелли, низкий человек! Плоть мне дороже чести!

Он покачивался у калитки, с ухмылкой на лице; потом, спотыкаясь, поднялся на крыльцо и захлопнул за собой дверь. Но не успел Гарц сойти с места, как он вновь появился на пороге и поманил его рукой. Гарц невольно шагнул к нему и вошел в дом.

- Будем кутить до утра, - сказал Сарелли. - Вино, коньяк, кюммель? Я добродетелен... Пью только кюммель!

Он сел за пианино и стал что-то наигрывать, Гарц налил себе вина. Сарелли кивнул.

- С этого начинаете? Allegro-piu-presto! {Быстро-быстрее-еще быстрее! (итал.).} Вино-коньяк-кюммель! - Он стал наигрывать быстрей. - Это не слишком долгий пассаж, а потом... - Он снял руки с клавиш, - ... приходит это.

Гарц улыбнулся.

- Не все кончают самоубийством, - сказал он.

Сарелли, раскачиваясь во все стороны, заиграл тарантеллу, но вдруг оборвал и, глядя во вcе глаза на художника, стал играть "Kinderscenen" Шумана. Гарц вскочил.

- Довольно! - закричал он.

- Пробирает? - учтиво спросил Сарелли. - А что вы скажете об этом?

Он снова склонился над пианино и стал извлекать из него звуки, подобные стонам раненого животного.

- А это для себя! - сказал он и, повернувшись на табурете, встал.

- За ваше здоровье! Итак, вы верите не в самоубийство, а в убийство? Но так не принято. Вы, наверно, презираете то, что принято? Это светские условности, а? - Он выпил стакан кюммеля. - Вы не любите общества?

Гарц пристально смотрел на него, ему не хотелось ссоры.

- Я не в восторге от чужих мыслей, - сказал он наконец. - Предпочитаю думать сам.

- Выходит, общество никогда не бывает правым? Бедное общество!

- Общество! Что такое общество? Несколько человек в хороших костюмах? Что оно сделало для меня?

Сарелли откусил кончик сигары.