Вилла Рубейн

Когда она кончила говорить, наступила такая мертвая тишина, что стал слышен шелест крыльев ночной бабочки, порхавшей вокруг лампы.

Мистер Трефри медленно подеялся, пересек комнату и позвонил.

- Передай конюху, - сказал он вошедшему Доминику, - пусть запрягает лошадей и сразу подает их; принеси мои старые сапоги, мы едем на всю ночь.

Его сгорбленная фигура казалась огромной, ноги и туловище были освещены лампой, а плечи и голова терялись в полумраке.

- Доставлю я ему такое удовольствие, - сказал он, угрюмо поглядывая на племянницу, - хотя он этого не заслуживает, да и ты, Крис, тоже. Садись и пиши ему; пусть слушается меня во всем.

Он повернулся к ней спиной и направился к себе в спальню.

Кристиан села за письменный стол. И вдруг вздрогнула от чьего-то шепота. Позади стоял Доминик, держа пару сапог.

- Мадмуазель Крис, что же это такое? Всю ночь где-то ездить?

Но Кристиан не ответила.

- Мадмуазель Крис, уж не больны ли вы?

Но, увидев выражение ее лица, он тихо вышел из комнаты.

Кристиан закончила письмо и пошла к фаэтону. Мистер Трефри сидел под поднятым верхом.

- Вы мне не нужны! - крикнул он конюху. - Залезай, Доминик.

Кристиан сунула ему в руку письмо.

- Передайте ему это, - сказала она и вдруг, охваченная страхом, прильнула к его руке. - О дядя, будьте осторожны!

- Крис, раз уж я ради тебя взялся за это...

Они с грустью поглядели друг на друга. Потом, покачав головой, мистер Трефри взял вожжи.

- Не беспокойся, дорогая, не беспокойся! Но-о-о, кобыла!

Экипаж рванулся в темноту, разбрасывая колесами гравий, и исчез, качнувшись между черными стволами у входа в сад.

Кристиан стояла, прислушиваясь к удалявшемуся топоту копыт.

Раздался шелест белой ночной рубашки, тонкие руки обхватили Кристиан, лица коснулись пряди волос.

- Что случилось, Крис? Где ты была? Куда уехал дядя Ник? Ну, скажи!

Кристиан отпрянула.

- Не знаю, - сказала она. - Я ничего не знаю!

Грета погладила ее по лицу.

- Бедная Крис, - прошептала она. Белели ее босые ноги, светились золотом волосы на фоне ночной рубашки. - Пойдем спать, бедняжка Крис!

Кристиан засмеялась.

- Ты мой маленький белый мотылек! Посмотри, какая я горячая. Ты спалишь свои крылышки!

XVI

Гарц одетый лежал на постели. Гнев прошел, но он чувствовал, что скорее умрет, чем уступит. Вскоре на лестнице послышались шаги.

- Мосье!

Это был голос Домииика; на его освещенном спичкой лице застыло выражение иронического неодобрения.

- Мой хозяин, - сказал он, - шлет вам привет; он говорит, что времени терять нельзя. Вас почтительнейше просят сойти вниз и ехать с ним!

- Ваш хозяин очень добр. Скажите ему, что я сплю.

- Э, мосье, - сказал, кривя губы, Доминик, - я не могу вернуться с таким ответом. Если вы не пойдете, я должен передать вам вот это.

Гарц вскрыл письмо Кристиан.

- Иду, - сказал он, кончив его читать.

Когда они выходили из калитки, били часы. Из темной пещеры фаэтона донесся отрывистый голос мистера Трефри:

- Поторапливайтесь, сэр!

Гарц сунул внутрь рюкзак и сел.

Фигура его спутника качнулась, ремень кнута скользнул по боку пристяжной. И когда экипаж помчался, мистер Трефри, спохватившись, крикнул:

- Эй, Доминик!

С запяток донесся дрожащий, иронический голос Доминика:

- M'v'la, m'sieur {Я тут, сударь (франц.).}.

Мелькали темные ряды притихших домов, и люди, еще сидевшие в освещенных кафе, провожали глазами экипаж, не отнимая стаканов от губ. Узкая речка неба вдруг раздалась и стала огромным прозрачным океаном, в котором трепетали звезды. Экипаж свернул на дорогу, ведущую в Италию.

Мистер Трефри дернул поводья.

- Но! Вперед, упрямицы!

Левая лошадь, вздернув голову, тихонько заржала; в лицо Гарца шлепнулся клочок пены.

Художник поехал под влиянием порыва - не по собственной воле, а потому, что так велела Кристиан. Он был зол на себя, его самолюбие страдало, потому что он разрешил себе принять эту услугу. Быстрое и плавное движение сквозь бархатную темь, отбрасываемую по обе стороны летучим светом фонарей; упругий душистый ветер, бьющий в лицо, ветер, целовавший вершины гор и заразившийся их духом; фырканье и сопение лошадей, дробный стук их копыт - все это вскоре привело его в другое настроение. Он глядел на профиль мистера Трефри, на его бородку клинышком, на серую дорогу, смело устремившуюся во мрак, на фиолетовые нагромождения гор, вздыбившихся над мраком). Все казалось совершенно нереальным.

Славно только сейчас вспомнив, что он не один, мистер Трефри неожиданно обернулся.

- Скоро дело веселей пойдет, - сказал он, - под уклон покатимся. Дня три я уже на них не выезжал. Но-о-о, лошадки! Застоялись!

- К чему вам из-за меня причинять себе такое беспокойство? - спросил Гарц.

- Я уже старик, мистер Гарц, а старику простительно время от времени делать глупости.

- Вы очень любезны, - сказал Гарц, - но я не нуждаюсь в одолжениях.

Мистер Трефри пристально посмотрел на него.

- Так-то оно так, - сказал он сухо, - но видите ли, следует подумать и о моей племяннице. Послушайте! До границы осталось еще миль сорок, мистер Гарц; доберемся ли мы до нее - это еще бабушка надвое сказала... так что не портьте мне прогулки!