Вилла Рубейн. Остров фарисеев

— А вы знаете пословицу, что синица в руках лучше журавля в небе? спросил Шелтон.

— Эта пословица, как, впрочем, и все остальные, справедлива только наполовину, — возразил Ферран. — Весь вопрос в темпераменте. Не в моем характере возиться с синицей, когда я вижу журавля и только от меня зависит его поймать. Voyager, apprendre, c'est plus fort que moi! [82] — Глаза его чуть сощурились, на губах появилась насмешливая улыбка; помолчав немного, он продолжал: — К тому же, mon cher monsieur, лучше будет, если я уеду. Я никогда не создавал себе иллюзий и сейчас отлично вижу, что мое присутствие лишь с трудом терпят в этом доме.

— Откуда вы это взяли? — спросил Шелтон, чувствуя, что наступил решающий момент.

— Видите ли, дорогой мой сэр, не каждый в этом мире так хорошо все понимает, как вы, и не все, как вы, свободны от предрассудков; и хотя ваши друзья были необычайно добры ко мне, положение мое здесь ложное: я стесняю их; и в этом нет ничего странного, если вспомнить, чем я был до сих пор и что им известна моя история.

— Но только не от меня, — поспешил вставить Шелтон, — потому что я и сам ее не знаю.

— Они чувствуют, что я не их поля ягода, и одного этого уже вполне достаточно, — сказал бродяга. — Они не могут измениться, но и я тоже не могу. Мне никогда не улыбалась роль незваного гостя.

Шелтон отвернулся к окну и стал всматриваться в темноту сада; он никогда не сможет до конца понять этого человека, такого деликатного и вместе с тем такого циничного; и ему пришло в голову — не подавил ли в себе Ферран желание сказать: «Ведь и вы вздохнете свободно, когда я уеду отсюда»!

— Что ж, — сказал наконец Шелтон. — Раз решили ехать, — значит, решили, делать нечего. Когда же вы отправляетесь в путь?

— Я договорился с одним человеком, чтобы он отнес мои вещи к утреннему поезду. Мне кажется, что лучше не прощаться. Вместо этого я написал письмо вот оно. Я не запечатал его, чтобы вы могли прочесть, если захотите.

— Значит, я вас больше не увижу? — спросил Шелтон. Ему стало легко, и грустно, и жаль расставаться с Ферраном.

Ферран украдкой вытер руку и протянул ее Шелтону.

— Я всегда буду помнить, что вы для меня сделали, — сказал он.

— Смотрите, не забывайте писать, — сказал Шелтон.

— Да, да… — Лицо Феррана как-то странно передернулось. — Вы не знаете, как важно иметь человека, которому можно писать: это придает мужества. Надеюсь, наша переписка не скоро оборвется.

«Еще бы ты не надеялся», — угрюмо подумал Шелтон.

— И я прошу вас помнить, что я никогда и ни о чем вас не просил, сказал Ферран. — Бесконечно вам благодарен. Прощайте!

Он еще раз стиснул влажной рукой руку своего покровителя и вышел; Шелтон почувствовал, что к горлу его подкатил комок. «И я прошу вас помнить, что я никогда и ни о чем вас не просил…» Слова эти звучали немного странно, и Шелтон стал припоминать все подробности их необычайного знакомства. В самом деле, за все это время молодой человек, в сущности, ни разу ни о чем не просил его. Шелтон сел на кровать и стал читать письмо. Оно было написано по-французски: