На четвертой фотография был запечатлен Люциус: в военной форме, с напряженным лицом, — входящий в дверь, над которой развевался звездно-полосатый флаг. Его сопровождали два солдата с винтовками, по одному с каждой стороны. К этому снимку примыкало фото поменьше, с довольно зловещим пейзажем: озеро, джип возле него и какие-то двое мужчин в форме, привалившиеся к машине.
2
— Я хочу выйти. Мне надо на воздух, — прохрипела Делия, вставая и устремляясь к двери. — Мне нечем дышать.
Снаружи, на свету, где ветер мягко шелестел в листве и неумолчно щебетала какая-то птичка, Воэн закрыла глаза и сделала глубокий вздох; голова у нее кружилась. Со стороны Сан-Сильвестро доносился монотонный звон колокола, возвещающего молитву Пресвятой Деве. Его мерный ритм нес умиротворение.
Остальные присоединились к певице.
— Н-да, — произнес наконец Джордж. — Вещь весьма впечатляющая.
— Откуда, черт ее побери, она добыла эти фотографии? — спросил Уайлд.
— Это не трудно, если они были когда-либо опубликованы в газетах или просто сделаны фоторепортерами, — пояснила Марджори. — Существуют специальные агентства, которые разыскивают фотографии по заказу. Они специализируются на подборе вырезок из газет.
— Но зачем? — удивился Хельзингер. — Я в полном недоумении. Никогда ее не знал, никогда о ней не слышал — до тех пор, пока со мной не связался адвокат… И как Маласпина узнала, что момент, запечатленный на фотографии, имел для меня такое значение?
— Один Бог ведает, что таит остальная часть башни, — произнесла Делия. — Не могу вообразить себе Беатриче Маласпину в этой башне за всей этой работой — рисующей, приклеивающей фотографии… Как, по-вашему, она сама все это сделала?
— Кто же еще? — пожал плечами Люциус.
— А как насчет остальной части башни? — спросила Воэн, подняв голову к этой нависающей над ними массе. — Вы не думаете, что на двух других этажах много таких же ужасных вещей?
— Нет, — покачала головой Марджори. — Совершенно ясно, что она имеет в виду. Следующая круглая комната будет символизировать Чистилище, а верхняя — Рай. Я только задаюсь вопросом, хватило ли ей времени все закончить. Было бы довольно огорчительно, если бы она не продвинулась дальше Ада. Интересно, когда Беатриче это сделала?
— Та моя фотография не такая уж давняя, — вспомнила Делия. — Она была сделана, если хотите знать… в один из самых ужасных дней моей жизни. Не думаю, что она появлялась и какой-либо газете, хотя не скажу, что специально искала. Не представляю, как снимок попал ей в руки.
— Похоже на свадебную фотографию, — озвучил догадку американец. — Мне кажется, я заметил ослепительную невесту.
— Ослепительная невеста — моя сестра.
«А у тебя самого, — подумала Воэн, — вид далеко не цветущий». «Спал с лица», «краше в гроб кладут» — вот были сейчас самые подходящие определения для Люциуса.
Марджори что-то спрашивала. «Сосредоточься, — сказала себе Делия, — сосредоточься на «здесь и сейчас». На солнце, на пыльной земле под ногами, на этих людях, которых ты не знала еще две недели назад, не говоря уже о двух годах, минувших со дня этой свадьбы».
— Что, простите?
— Кто та женщина в шикарной шляпе?
— Моя мать.
— Она не очень-то похожа на счастливую мать невесты.
— А другой парень, который на нее смотрит? — спросил Люциус.
Марджори ответила за нее:
— Это Ричард Мелдон, герой войны, член парламента, любимчик прессы.
— Муж Джессики, — пояснила Делия.
Джордж и Марджори шли в сторону дома, занятые беседой. Делия отстала, тревожась насчет Люциуса. Что с ним? Почему у него такой вид?
Воэн остановилась у фонтана с тремя женскими фигурами и присела на край каменной чаши.
— Сядьте. Сделайте несколько глубоких вздохов. Не торопитесь, придите в себя. У вас шок.
Финансист наклонился и плеснул в лицо водой. Потом подошел и сел рядом, бросив руки на колени. Уайлд смотрел вниз, на свои руки, как если бы они несли какую-то жизненно важную информацию.
— Это был какой-то важный военный эпизод? У вас напряженный вид на снимке.
— Напряженный? Можно и так сказать.
— Снимок был сделан в Америке?
— Нет, в Италии. Это было в Италии, ближе к концу войны.
— Вы готовились получить награду?
— Напротив. Я так нарядился, чтобы присутствовать на военно-полевом суде.
— Над кем?
— Надо мной.
— О! За что вас судили?
— Я убил своего. Офицера-союзника.
…Он проснулся рано утром под звук дождя. Дождь лил как из ведра, барабанил по железным крышам, градом отскакивал от капотов джипов. Ночью была сильная гроза, гремели раскаты грома, зигзаги и вспышки озаряли весь залив, по силе превосходя постоянно мерцающие огни вулканической активности на склонах горы.
Выехали на рассвете. Есть хорошее место, сказал его командир, очень подходящее место для кое-какой камуфляжной работы.