Вильнюсский двор (рассказы)

 Так оно и случилось. В ту пору любимым местом для гуляния и знакомства была немощеная Лукишкская площадь, обсаженная хилыми деревцами и обставленная по окружности несколькими наспех сколоченными щербатыми скамейками для отдыха. Окрестные жители выгуливали там своих собак, а оттаявшие от военной стужи еврейки собирались летучими воробьиными стайками и наперебой перемывали всему миру косточки.

 На Лукишкской площади мама не только познакомилась с приехавшими к загадочной Кармен с третьего этажа гостями, но и успела подружиться с ними.

 Все почему-то началось с плюшевого игрушечного пуделька, который вертелся вокруг скамеек, обнюхивал их кривые деревянные ножки, а порой, сорванец, тыкался в длинные дамские юбки.

 – Какой красавец! Какой прекрасный песик! – на гремучей смеси искалеченного литовского языка, с поврежденными польскими и русскими добавками и вставками затараторила мама, когда движимая любопытством и не без неподсудного умысла присела на скамейку рядом с гостями (гостями ли?) Гражины. – Как же будзе его имя?

 – Джеки, – ответила женщина с брошью из слоновой кости.

 – А я называюсь Хенке. По-вашему – Геня…

 – Очень приятно, рада познакомиться… Я – Ирена.

 – А хлопчиков ваших как? – выпалила Геня.

 – Этот – Мотеюс, а этот – Саулюс.

 Мама в ту же минуту забыла, какое имя кому принадлежит, но нисколько не огорчилась. Она не сводила с мальчишек глаз, и чем больше вглядывалась, тем тверже убеждалась, что на литовцев они не похожи.

 – Ваша дочь очень красиво поет. Просто на сердце мило.

 – Очень приятно, рада слышать такие комплименты, – почти равнодушно произнесла Ирена.

 Раз Ирена не возразила, значит, Кармен на самом деле ее дочь, тихо порадовалась мама своему первому успеху.

 – Ваша дочь еще млода, а у нее уже два таких прекрасных сына, – продолжала она умело закидывать удочку с наживкой. А вдруг еще раз клюнет?

 – Мальчики красивые, послушные, – сказала Ирена и вдруг добавила: – Но Гражуте еще не рожала. Сами понимаете, работа в театре, война, хлопоты…

 Такого поворота мама не ожидала и, чтобы не вспугнуть удачу, решила ничего больше не выпытывать и выждать, когда Ирена сама разговорится и еще что-нибудь поведает. Ведь в молчании порой больше вопросов, чем их слетает с уст.

 Не желая быть назойливой и вызывать долгими расспросами ненужные подозрения, пани Геня только обронила “Еще родит!” и замолчала…

 – Что это у вас за дружба, Хенке? Иду на работу – вижу тебя на скамейке с какой-то незнакомкой, иду с работы – вижу там же. Видно, тебе так понравился ее пуделек, что ты с ним расстаться не можешь, – выговорил маме бдительный Шмуле.

 – А тебе какое дело до того, кто мне нравится – твой полковник или пуделек? С кем хочу, с тем и сижу.

 – Нам до всех есть дело, до всех. Заруби себе это на носу, – строго, но беззлобно сказал брат. – Мы обо всех все должны знать. Так приказала нам партия.

 – Партия-шмартия… Бог, и тот не обо всех все знает! – отрезала мама.

 – Смотри, Хенке, не споткнись на ровном месте!

 Несмотря на все предупреждения мама продолжала встречаться с Иреной на той же Лукишкской площади, напротив того самого министерства, где день-деньской служили отечеству Шмуле и полковник Васильев, который здоровался со всеми своими соседями по двору, как с подследственными.

Близнецы гоняли по песчаному покрытию футбольный мяч, то и дело громко по-литовски оглашая прилегающий к площади проспект имени генералиссимуса Сталина победными криками “Гол!” Пуделек вблизи скамейки состязался в ловкости с попрошайками-воробьями, Ирена шуршала спицами под липой, а мама по совету доктора Кибарского дышала свежим воздухом и беззаботно грелась на беспартийном солнышке.

– А я, пани Ирена, народила своего сына в Ковне, в еврейской больнице, – ни с того ни с сего сообщила Ирене моя мама. – Тяжелые были роды… Никому таких не пожелаю.

 – Ага, – сказала вязальщица без всякого сочувствия, не переставая равнодушно вывязывать петли.

 – Моя младшая сёстра Фаня до войны теж жила в Ковне. На улице Кудиркос… В войну с цуркой была в Вилиямполе, в гетто.

 – Осталась жива?

 – Сёстра – да. А цурка погибла в детской акции…

 – О, да! – вдруг встрепенулась Ирена. – Я знаю… Мне о ней рассказывал мой зять…

 – Он был в гетто?

 – Не могу вам сказать ни да, ни нет, – насторожилась Ирена. – Я тогда жила в деревне, – промолвила гостья, и тут к ней подбежал не то Мотеюс, не то Саулюс, нагнулся и что-то прошептал на ухо. – Сейчас! Сейчас! Извините, пани Геня, но у нас небольшая авария.

 Она сложила свое вязание и, больше не сказав ни единого слова, заторопилась с близнецами домой.

 После той аварии Ирена с близнецами исчезла, и мама забеспокоилась, не оборвалась ли нить, которая так складно вела к какому-то очередному и желанному открытию. Правда, Гражина поутру по-прежнему терзала свои голосовые связки, а плюшевый пуделек, как диковинное растение, сидел на подоконнике и пялил свои наивные глазки-пуговки на несовершенное Божье творение.

В один из вечеров мама поднялась к дворовой “Скорой помощи” – к доктору Полине Фейгиной – и поинтересовалась, не обращались ли к ней с третьего этажа за медицинской помощью.