Вильсон Мякинная голова

Плантаторъ и Томъ воображали, что «она не узнаетъ» и подумаетъ, будто ее везутъ вверхъ по теченію. Развѣ мыслимо было такое предположеніе для женщины, которая въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ плавала на пароходѣ вверхъ и внизъ по Миссисипи и его притокамъ? На разсвѣтѣ Роксана встала, вышла на палубу и усѣлась опять на свертокъ каната. Бѣдняжка была до такой степени занята своимъ горемъ, что не обращала вниманія на рѣку и ея берега. Пароходу пришлось проходить мимо нѣсколькихъ мысовъ, прибой возлѣ которыхъ могъ бы раскрыть ей истину, способную растерзать ея сердце, свидѣтельствуя, что теченіе рѣки идетъ въ одномъ направленіи съ пароходомъ. Голова бѣдняжки была занята совершенно иными такъ, что Роксана ровнехонько ничего не замѣчала. Подъ конецъ, однако, ревъ слишкомъ уже сильнаго и близкаго прибоя вывелъ Роксану изъ оцѣпенѣнія. Для опытнаго ея глаза достаточно было одного взгляда, чтобъ уяснить себѣ все. На одно мгновеніе ее словно ошеломило и она съ какимъ-то недоумѣніемъ глядѣла на воду, съ ревомъ ударявшуюся въ оконечность мыса. Затѣмъ голова Роксаны опустилась на грудь и она проговорила:

— Господи Боже, смилуйся надо мной грѣшной! Меня продали въ низовья Миссисипи.

ГЛАВА XVII

«Даже и въ популярности можно хватить черезъ край. Туристъ, посѣтившій Римъ, въ первое время сожалѣетъ, что Микель Анджело уже умеръ, но съ теченіемъ времени начинаетъ сожалѣть лишь о томъ, что ему не пришлось присутствовать при кончинѣ этого великаго художника».

Изъ календаря Вильсона Мякинной Головы.

Іюля четвертаго дня

«Статистика свидѣтельствуетъ, что въ этотъ день въ Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатахъ умираетъ больше дураковъ, чѣмъ во всѣ прочіе дни года, взятые вмѣстѣ. Въ виду громадности числа дураковъ, остающагося въ запасѣ, приходится заключить, что одно четвертое іюля въ годъ для нашей отчизвы недостаточно и что она переросла прежнюю устарѣвшую норму».

Изъ того же календаря

Мало-по-малу наступило своимъ чередомъ и лѣто. Вслѣдъ за тѣмъ открылась избирательная кампанія. Она съ самаго начала оказалась довольно жаркой и съ каждымъ днемъ становилась все горячѣе. Близнецы ринулись въ нее съ тѣмъ большей стремительностью, что въ дѣло замѣшалось ихъ самолюбіе. Блескъ популярности, пріобрѣтенный ими въ первое время, впослѣдствіи померкъ до нѣкоторой степени, главнымъ образомъ потому, что былъ съ самаго начала уже слишкомъ силенъ, а потому долженъ былъ подчиниться закону неизбѣжной реакціи. Кромѣ того, усердно распространялись шепотомъ слухи о томъ, что дивный кинжалъ, принадлежавшій сіятельнымъ графамъ, все еще оставался пропавшимъ безъ вѣсти. Находили страннымъ, и даже до чрезвычайности страннымъ, что этотъ кинжалъ не нашелся, если онъ былъ до такой степени драгоцѣннымъ или же «если онъ въ самомъ дѣлѣ существовалъ». Эти высказывавшіяся шепотомъ соображенія сопровождались хихиканьемъ, пожиманіемъ плечами и подмигиваніемъ, всегда оказывающими желанное дѣйствіе. Близнецы понимали, что побѣда на выборахъ вернетъ имъ прежнее положеніе въ городѣ, тогда какъ пораженіе неминуемо причинитъ имъ невознаградимый вредъ. Поэтому они усердно агитировали, но всетаки не могли тягаться съ направленной противъ нихъ неутомимой дѣятельностью судьи и Тома, проявившейся за послѣдніе дни избирательной кампаніи. Томъ велъ себя до такой степени безупречно въ продолженіе цѣлыхъ уже двухъ мѣсяцевъ, что дядя не только поручилъ ему раздачу денежныхъ суммъ, необходимыхъ для того, чтобы избиратели усвоили себѣ должныя убѣжденія, но поручалъ ему даже брать эти суммы самому изъ несгораемаго желѣзнаго шкафа, хранившагося въ кабинетѣ.