Вина мнимая и настоящая. Как научиться жить в мире с собой

Он не может допустить, что нечто случилось по вине Бога, потому что в таком случае он лишается последней надежды оказаться в безопасности. Риск разочароваться в Боге тоже толкает нас на то, чтобы брать лишнюю ответственность за происходящее вокруг нас на себя.

Но даже те, кто не верит в Бога, как правило, все равно во что-то верят, пусть не всегда это осознают, – как минимум в справедливость и осмысленность миропорядка. В то, что, если соблюдать определенные правила, все будет хорошо. Эта вера спасает от тревоги перед неконтролируемостью и абсурдностью мира. Однако в глубине души живет тревога, готовая вырваться наружу в том случае, если что-то пойдет не так.

Когда, спасая мир в собственных глазах, человек берет на себя ответственность за произошедшее, все становится как будто проще – теперь я знаю, что в мире произошло что-то плохое потому, что кто-то неразумный, в данном случае я, допустил ошибку. Причинность случившегося не увязает в игре случая, она приобретает четкого адресата. И это «решение» дарит надежду на то, что все останется справедливым и логичным.

Наличие виновного делает абсурдный мир, в котором правит случайность, гармоничным: если в его ткани есть прореха, пусть и большая, это дело поправимое, ее можно заделать. Мы поступаем точь-в-точь как дети, которые спасаются от тревоги с помощью вины.

История, которую рассказывал известный психолог Ирвин Ялом в одной из своих книг, хорошо иллюстрирует это явление. Ялом работал с женщиной по имени Ирен, которая потеряла многих близких людей, в том числе любимого мужа.

«Ирен же была неистощима в своем внимании к Джеку: она ухаживала за ним с поразительной преданностью и отказывалась от любых моих уговоров сделать перерыв, дать себе отдых, поместив его в больницу или воспользовавшись услугами медсестры. Вместо этого она взяла для него из больницы кровать, поставила ее рядом со своей и спала так до того момента, когда он умер. Но до сих пор она думала, что могла бы сделать для него больше:

– Мне не следовало вообще отходить от его кровати. Я должна была относиться к нему нежнее, внимательнее, быть ближе.

– Наверное, вина – это средство отрицания смерти, – убеждал я. – Возможно, подтекст твоего «Я должна была сделать больше» такой: если бы все пошло по-другому, ты бы смогла предотвратить его смерть. Возможно также, что отрицание смерти было подтекстом многих ее заблуждений: она – единственная причина смертей тех, кто любил ее; она несет несчастье, от нее исходит черная, ядовитая, смертельная аура; она зло; ее любовь убивает; ее постоянно что-то или кто-то наказывает за непростительные ошибки. Наверное, все эти заблуждения должны были скрыть жестокие факты жизни. Если она на самом деле проклята или несет ответ за все эти смерти, это должно значить, что смерть не неизбежна; что у нее есть причины, которых можно избежать; что жизнь не каприз; что человек не является заброшенным в этот мир одиночкой; что есть какой-то закон, хотя и непостижимый, космический паттерн; и что Вселенная наблюдает за нами и судит нас»[31].

Ирен долго не могла встретиться со своей мучительной тревогой перед абсурдностью и бессмысленностью жизни. Но чувство вины усугубило ее и без того глубокую депрессию. Такова была ее цена «спасения» мира.