Вина мнимая и настоящая. Как научиться жить в мире с собой

Неизбежная вина – свидетельство нашей человечности. Она побуждает нас быть внимательнее к другим, носить тяготы друг друга и делает нас лучше. Блаженный Феодорит писал: «Друг друга тяготы носите, и так исполните закон Христов. Один недостаток имеешь ты, а другого не имеешь. Он же, напротив, не имеет недостатка, какой имеешь ты, но имеет другой. Ты перенеси его недостаток, а он пусть переносит твой. Таким образом исполняется закон любви. Ибо любовь назвал Апостол законом Христовым. Христовы это слова: „Заповедь новую даю вам, да любите друг друга“»[67].

Последний и решающий аргумент

Психолог Джеймс Холлис рассказывает в своей книге историю женщины по имени Илси (часть его рассказа мы уже привели в главе «Порванные чулки на пороге Майданека»). Совсем молодой девушкой она оказалась в фашистском лагере смерти. В первый день, когда шло распределение – кого-то отправляли на смерть в газовой камере, кого-то на изнурительные работы, – Илси, чтобы выжить, исполнила приказ офицера и отвела двоих детей к душевой, в которой находился крематорий или газовая камера, это в тексте не уточняется.

Девушка выжила. После освобождения лагеря русскими войсками она вышла на свободу, но по прошествии многих лет так и не смогла избавиться от глубокой мучительной вины за свой малодушный поступок. Конечно, скорее всего, этим детям все равно суждено было погибнуть, но она чувствовала, что участвовала в их убийстве.

Размышляя над историей Илси, Холлис вспоминает наблюдение, сделанное в лагере психологом Виктором Франклом: «Те, кто делился своей едой и отказывался так же жестоко относиться к другим, как те относились к ним, не выжили»[68].

Но если лучшие не выживают, значит, никто из нас, живущих, не относится к лучшим. Поэтому, заключает Холлис, «фотография Илси воплощает в себе историю каждого из нас, даже тех, кто прожил жизнь в безопасности. Никто из нас не может сказать, как бы он поступил в тех обстоятельствах, в которые она попала волей судьбы. У каждого из нас есть свои воспоминания о случаях безнравственной трусости, и никто из нас не имеет права ненавидеть Илси за ее страстное желание выжить»[69]. Таким образом, вина этой женщины имеет какое-то отношение и ко всем нам. Только для Илси ее вина – «объективная», реальная, а для нас – неизбежная, экзистенциальная.

Испытывая неизбежную вину, мы утверждаем свои ценности, утверждаем наше несогласие с тем, что их уничтожает. Мы утверждаем наше знание о том, что существующее положение вещей не соответствует изначальному Божьему замыслу. Бог никогда не желал и не желает нам смерти и страданий. Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную (Ин. 3: 16). Поэтому неизбежная вина может стать для нас последним аргументом: там, где ничего нельзя изменить, можно все же оставаться тем, кто я есть, – человеком, сыном Божьим, который знает, что так быть не должно.

Невыразимая ценность вины

Психотерапевт Виктор Каган[70] в своей книге «Понимая себя: взгляд психотерапевта» описывает историю работы с пациентом, которому после долгих усилий он так и не смог помочь. Эту вину, как он сам признает, нельзя назвать «объективной». Однако Виктор Ефимович бережно пронес ее через многие годы, не пытаясь от нее освободиться. Привожу его рассказ полностью и без комментариев, поскольку это тот самый случай, когда они действительно были бы излишними.