Винета

Семья Баратовских с самого начала не принимала участия в курортной жизни, а в последнее время сторонилась ее еще больше. Вольдемар при своих частых посещениях постоянно заставал их одних. Граф Моринский уехал уже через несколько дней. Он хотел, было увезти с собой и дочь, но княгиня убедила его, что пребывание на морском берегу необходимо для здоровья Ванды, и он возвратился в Раковиц один.

Молодой Нордек всю дорогу мчался в Ц. во весь карьер и вошел в комнату княгини, разгоряченный и запыленный. Несмотря на то, что мать и сын виделись теперь часто, в их отношениях не было никакой сердечности; они не могли перешагнуть пропасть, лежавшую между ними. Их взаимное приветствие было так же холодно, как и при первом свидании.

— Ты ищешь Льва и Ванду? — спросила княгиня, — они уже на берегу и ждут тебя там. Вы, кажется, договорились поехать кататься под парусами?

— Да, я пойду к ним, — и Вольдемар поспешно повернулся к двери, но мать удержала его.

— Удели мне несколько минут. Я должна поговорить с тобой.

— Нельзя ли потом? Я хотел бы сначала…

— Мне необходимо поговорить с тобой наедине, — перебила его княгиня, — ты еще успеешь накататься. Я думаю, вы можете отложить эту прогулку на четверть часа.

Нордек был явно недоволен такой отсрочкой прогулки и с большой неохотой принял приглашение сесть.

— Наше пребывание в Ц. заканчивается, — начала княгиня, — мы скоро должны будем подумать об отъезде.

— Уже? — воскликнул Вольдемар, испугавшись. — Но сентябрь обещает быть прекрасным. Почему ты не хочешь провести его здесь?

— Не могу сделать этого из-за Ванды; брат и так очень неохотно согласился оставить ее здесь; за это я обещала сама привезти ее в Раковиц.

— Раковиц, кажется, находится недалеко от Вилицы?

— Да, вдвое ближе, чем Альтенгоф.

Молодой человек молчал и нетерпеливо посматривал в окно, выходившее на берег моря, которое, казалось, необычайно интересовало его.

— Да, кстати, раз мы уже заговорили о Вилице, — непринужденно заметила княгиня. — Скажи мне, ведь теперь, по достижении совершеннолетия, ты, конечно, сам будешь управлять своими имениями? Когда ты думаешь переехать туда?

— Мой отъезд был назначен на будущую весну, — рассеянно проговорил Вольдемар, все еще смотревший в окно. — Зиму я хотел еще пробыть у дяди; но теперь, вероятно, все изменится, так как я собираюсь поступать в университет.

— Это решение я могу только одобрить; я никогда не скрывала от тебя, что нахожу воспитание, данное тебе твоим опекуном, слишком односторонним.

— Я все-таки хотел бы раньше побывать в Вилице, — проговорил Вольдемар, — так как с детства не был там. Ты, вероятно, долго пробудешь в Раковице?

— Не знаю, в настоящее время я в любом случае приму предложение брата приютить у себя меня и сына, а дальше будет видно, долго ли нам придется пользоваться его благодеянием.

— Приютить… благодеяние… что это значит, мама?

Губы княгини слегка вздрогнули, но ее лицо оставалось совершенно спокойным, когда она ответила:

— До сих пор я от всех скрывала наши отношения и предполагаю поступать так и в будущем; перед тобой я не могу, да и не хочу делать из этого тайну. Да, я вынуждена искать пристанища у брата. Как ты знаешь, я последовала за своим вторым мужем в изгнание и десять лет разделяла его с ним; все это поглотило наше состояние; все наши доходы исчерпаны. Ты, конечно, понимаешь, чего мне стоит открыть это тебе, и что я никогда не сделала бы этого, если бы речь шла обо мне одной. Но Лев только начинает жизнь; я не боюсь, что он будет терпеть бедность и лишения, но боюсь унижения, которого он не вынесет. Судьба вручила тебе громадное состояние, ты можешь неограниченно распоряжаться им. Вольдемар, я поручаю будущее твоего брата твоему великодушию.

— И это ты говоришь мне только сегодня? Почему я раньше не знал этого? — горячо воскликнул Вольдемар.

— А что бы ты ответил мне, если бы я при первом свидании сделала тебе такое открытие?

Вольдемар опустил глаза; он помнил тот оскорбительный тон, которым спросил мать, что она от него хочет.

— Ты не знаешь меня, — поспешно ответил он. — Несмотря ни на что, я никогда не допустил бы, чтобы ты искала помощи у других, а не у меня. Да неужели я, владелец Вилицы, допустил бы, чтобы моя мать и брат от кого-нибудь зависели! Ты ошибаешься во мне, мама… подобного недоверия я не заслужил!

— Это недоверие относилось не к тебе, а к тому влиянию, под которым ты находился до сих пор. Я даже не знаю, имеешь ли ты возможность предоставить нам пристанище в твоих владениях.

Этот укол не замедлил произвести свое действие.

— Мне кажется, я достаточно доказал тебе, что в состоянии оградить свою самостоятельность, — отрывисто произнес Нордек. — Скажи, что я должен сделать? Я на все согласен.

— Мы можем принять от тебя помощь лишь в том случае, если она не будет для нас унизительной. Ты — владелец Вилицы; разве не было бы совершенно естественно, если бы твой брат и я приехали к тебе погостить.

Вольдемар опешил. Слово «Вилица» возбудило в нем прежнее недоверие и подозрение; все предостережения опекуна сбывались.