Винета

— Слава Богу, теперь его можно показать людям, без страха быть смешным и можно не бояться бешеной вспышки при самом пустом разговоре. Но с окружающими он, вероятно, все тот же, и при первой же небрежности конюха по отношению к лошадям, без сомнения, снова проявится вся дикость его нрава. Уже один его приезд — настоящая нордекская штука, — с недовольством продолжала княгиня. — Мало того, что он с последней станции пришел пешком, как какой-нибудь бродяга, так нет, увидев замок освещенным и узнав, что там гости, он отправился к управляющему из страха, что его сейчас же потащат к гостям. Только поздно вечером он пришел в замок, и, назвав себя Павлу, велел проводить его в отведенные для него комнаты, причем строго-настрого запретил беспокоить меня. Я, конечно, через пять минут знала о его приезде, но, считаясь с его строгим приказом, должна была сегодня утром сделать вид, что мне ничего неизвестно.

— Благодаря чему мы были вынуждены остаться, — нетерпеливо заметила Ванда, — но я надеюсь, что папа скоро вернется, и мы сможем уехать.

— Не сейчас же. Останьтесь хоть обедать.

— Нет, милая тетя, я попрошу папу сейчас же велеть запрягать. Неужели ты думаешь, что мне доставляет удовольствие видеть, как господин Вольдемар Нордек совершенно не замечает меня? Он с упорством, достойным удивления, избегал отвечать мне и ни разу не обратился ко мне ни с одним словом.

— Ну, при первой встрече ты можешь разрешить ему эту маленькую месть. Это скоро сгладится. Как ты находишь его внешность? Мне кажется, он изменился к лучшему.

— Я нахожу, что он так же несимпатичен, как и раньше, но, несмотря на это, — не знаю почему, — может быть, потому, что у него теперь лоб не закрыт волосами, — его наружность по сравнению с внешностью Льва не теряет теперь так много как раньше.

Княгиня молчала; только что, когда братья стояли рядом, она сделала то же самое открытие. Несмотря на бесспорную красоту младшего, на которую старший не мог иметь никакой претензии, Вольдемар все же не подвергался опасности быть отодвинутым на задний план. Мать была вынуждена признать это.

— Такие богатырские фигуры всегда имеют преимущество, — заметила она, — они импонируют при первом взгляде; но это и все, у них никогда не следует искать характера или ума.

— Ты в этом уверена? — как-то странно спросила Ванда.

Вероятно, княгиня нашла этот вопрос праздным и совершенно ненужным и с изумлением посмотрела на племянницу.

— Нам обеим известно, каким целям еще должна послужить Вилица, — продолжала молодая девушка, подавив раздражение, — и ты, вероятно, согласишься, что было бы очень неудобно и опасно, если бы твоему сыну вдруг вздумалось проявлять «ум». Будь осторожна! Мне вовсе не нравится спокойствие Вольдемара и, главным образом, его лоб.

— Дитя мое, — со спокойной рассудительностью ответила тетка, — предоставь мне судить о характере моего сына. Неужели ты думаешь, что в твои двадцать лет ты обладаешь более богатым жизненным опытом, чем я? Это — Нордек, и этим все сказано.

— И этим ты ограничила свое суждение о нем. Весьма возможно, что он представляет во всем точную копию своего отца, но лоб с резко очерченной синей жилкой на виске у него твой. Неужели ты считаешь, что он когда-нибудь не покажет, чьей матери он сын?

— Нет, — резко ответила княгиня. — То, что можно было унаследовать от меня, всецело досталось одному Льву. Не глупи, Ванда; не понимаю, как ты на основании того, что Вольдемар все еще злится на тебя, могла сделать вывод, что у него есть характер! По-моему, это доказывает как раз противное. Другой на его месте был бы благодарен за то, что ты хотела помочь ему избежать неприятных воспоминаний, и с такой же непринужденностью отнесся бы к невесте своего брата.

— Вольдемар уже знает?

— Конечно! Ведь Лев сообщил ему это.

— А как он воспринял это известие?

— С безграничным равнодушием. Он очень быстро покончил со своим юношеским увлечением тобой, но до сих пор с мальчишечьим упорством цепляется за мнимую «обиду». Неужели же ты хочешь, чтобы я после этого считала, что у него есть «характер»?

Ванда с нескрываемым раздражением поднялась с места.

— Вовсе нет, но я не хочу иметь дело с его упорством, а потому ты нас извинишь, милая тетя, если мы покинем Вилицу. Я, во всяком случае, ни за что не останусь, а папа, вероятно, не захочет отпустить меня одну, так что через час мы уедем.

Все возражения княгини были тщетны; ей пришлось только лишний раз убедиться, что ее племянница не хуже нее самой умела поставить на своем, и полчаса спустя был подан экипаж, который увез графа и его дочь в Раковиц.

Глава 13