Виннету

Апачи яростно взвыли, но жуткий боевой клич кайова, кинувшихся в бой, заглушил их рев.

Пробившись сквозь строй апачей, я оказался в самой гуще дико орущих, сплетенных в жестокой схватке людей. Двести кайова против пятидесяти апачей! Четверо на одного! Отважные воины Виннету защищались изо всех сил. Я вынужден был держать их на расстоянии и пустить в ход кулаки, не желая никого ранить, а тем более убить. Нокаутировав еще четверых или пятерых апачей, я расчистил пространство перед собой, но к этому времени сопротивление апачей было сломлено. Сражение продолжалось пять минут. Всего пять минут! Нет, в данном случае целых пять минут, и это слишком долго!

Связанный Инчу-Чуна лежал на земле без сознания, Виннету лежал рядом с ним. Никто из апачей не убежал, им и в голову не пришло бросить схваченных нами вождей. И у них, и у кайова были раненые, а трое кайова и пятеро апачей погибли в бою. Мы не желали такого исхода сражения, но отчаянное сопротивление апачей вынудило кайова применить оружие.

Побежденных апачей связали без особого труда, так как расстановка сил была в нашу пользу: четверо кайова да один белый на каждого воина апачей. Трое кайова держали апача, а четвертый связывал пленника.

Тела погибших убрали в сторону, а так как ранеными кайова занялись их товарищи, мы решили перевязать раны апачей. Нас встретили угрюмые лица, кое-кто пытался сопротивляться, ибо гордость не позволяла им воспользоваться услугами врагов и они предпочитали истекать кровью. К счастью, их состояние не внушало опасений – большинство ран было легкими.

Перевязав раненых, мы спросили, как они проведут ночь. Хотелось облегчить их страдания, насколько это было возможно, но вождь кайова Тангуа крикнул:

– Эти собаки принадлежат нам, а не вам, и я буду определять их судьбу!

– И что ты решил? – спросил я.

– Сначала мы хотели отвести их в наши деревни, но теперь ничто не мешает нам напасть на стойбища апачей. Путь далек, не тащить же их с собой, поэтому все они умрут у столбов пыток.

– Все?

– Все.

– Ты ошибаешься.

– Я ошибаюсь?

– Да. Ты говоришь, что апачи принадлежат вам. Это не так.

– Мы имеем право распоряжаться их жизнью.

– Нет. Согласно законам Запада пленник принадлежит тому, кто его схватил. Возьмите апачей, которых поймали вы, я ничего не имею против. Однако пойманные нами принадлежат нам.

– Уфф, уфф! Очень мудро говоришь! Значит, вы хотите взять Инчу-Чуну и Виннету?

– Разумеется!

– А если я не отдам их вам?

– Несомненно, отдашь!

Тангуа говорил злобно, я же отвечал ему спокойно, но твердо. Вождь достал из-за пояса нож, с размаху вонзил его в землю и прорычал, грозно сверкая глазами:

– Только прикоснитесь к кому-нибудь из апачей, и в ваши тела вонзится этот нож, Хуг! Я сказал!

Дело принимало опасный оборот, я уже собирался показать вождю кайова, что нисколько его не боюсь, но тут Сэм Хокенс бросил на меня предостерегающий взгляд. Ко мне вернулось благоразумие, и я умолк.

Связанные апачи лежали вокруг огня. Проще всего было оставить их там, главным образом потому, что это облегчало задачу стражникам. Но Тангуа хотел доказать мне, что все они его собственность и он поступит с ними так, как ему вздумается. Поэтому он велел привязать пленников к деревьям и оставить так, пока не решится их судьба.

Приказ был исполнен немедленно, и разумеется, с намеренной жестокостью. Кайова старались причинить боль пленникам, но ни один из апачей не издал ни звука, не подал виду, что страдает: воин обязан стойко переносить физические мучения. Особенно изощренно и грубо обращались кайова с вождями апачей, так туго затянув путы, что из вздувшихся конечностей едва не брызнула кровь.

Хотя ни у кого из пленников не было шансов освободиться без посторонней помощи и бежать, Тангуа выставил охрану.

Зажженный снова костер пылал посреди поляны. Мы расселись вокруг огня, твердо решив не допускать сюда «союзников», ведь они могли помешать нам освободить Виннету и его отца. К счастью, кайова к нам и не приближались. Они с самого начала не испытывали к нам дружеских чувств, а мой спор с вождем еще более обострил наши отношения. Злые, часто презрительные взгляды не предвещали ничего хорошего. В лучшем случае мы могли рассчитывать на то, что расстанемся с ними без стычки.

Кайова развели свои костры в стороне от нас и расположились вокруг них. Они разговаривали на языке своего племени, не пользуясь жаргоном, на котором индейцы говорят с белыми, явно не желая, чтобы мы понимали их разговор. Дурной знак! Всем своим видом кайова показывали, что они хозяева положения, и поведение их по отношению к нам очень напоминало поведение льва в зверинце, который только до поры до времени мирится с присутствием пса в своей клетке.