Виннету

Мы поспешно связали лишившегося чувств вождя и оттащили всех трех пленников подальше от кустарника. Бэнкрефт с остальными землемерами последовал за нами.

Вскоре послышался яростный рев киовов, и через несколько мгновений мы увидели их возле того кустарника, который все время служил нам прикрытием. Сэм смело вышел им навстречу, делая руками знаки, чтобы они остановились. В то же время Стоун и Паркер приподняли пленного вождя, и я угрожающе занес над ним нож. Испуганные индейцы отчаянно завыли. Тогда Сэм вступил с ними в переговоры.

Между тем Тангуа, открыв глаза, смотрел на нас, стараясь понять, что с ним случилось. Придя наконец окончательно в себя, он удивленно воскликнул:

— У! У! У! Разящая Рука повалил меня, но кто же осмелился меня связать?

— Я, — был мой ответ.

— Сию же минуту приказываю снять с меня ремни!

Вместо того чтобы послушаться его приказания, я приставил к его груди нож. Он понял, что находится в нашей власти и что я могу привести свою угрозу в исполнение. Наступила продолжительная пауза, в течение которой он, казалось, хотел уничтожить нас своими метавшими искры глазами. Наконец, обуздав усилием воли свой гнев, он спокойно обратился ко мне:

— Чего же ты хочешь от меня?

— Все того же, о чем я уже просил тебя: не лишай жизни апачей!

На некоторое время опять водворилось молчание. Затем вождь сказал:

— Пусть будет по-твоему! Я даже обещаю тебе больше, если ты согласишься на мое предложение.

— Что же ты хочешь мне предложить?

— Мы вовсе не убьем этих собак, если ты согласишься вступить ради их спасения в бой.

— С кем?

— С одним из моих воинов — по моему выбору.

— И каким оружием мы должны драться?

— На ножах! Если он тебя заколет, то мы убьем всех апачей, если же ты его заколешь, то апачам будет дарована жизнь.

— И ты освободишь их?

— Да.

Хоть я и подозревал, что у него была какая-то задняя мысль, все же без всякого колебания ответил:

— Хорошо, я согласен! Мы только сперва должны сговориться поподробней насчет условий, а затем совместно выкурим с тобой трубку клятвы. После этого мы можем сразу же устроить бой!

Мы порешили вот на чем: начертить на находившейся невдалеке от нас просторной песчаной площадке восьмерку, то есть фигуру, состоящую из двух петель или нулей. Затем каждый из противников должен стать в одну из этих петель, не смея выходить за ее пределы вплоть до окончания боя. Одному из нас предстояло, конечно, погибнуть, — о пощаде не могло быть и речи. Что касается мести за убитого, то враждующие стороны обязывались не применять ее к победителю. Об остальных условиях противоборства уже сказано выше.

Когда было достигнуто полное соглашение, мы сняли с вождя ремни и я выкурил с ним трубку клятвы. Затем мы освободили остальных двух пленников, и все трое краснокожих отправились к своим соплеменникам, чтобы предупредить их о предстоящем состязании.

Воспользовавшись уходом киовов, старший инженер и землемеры набросились на меня с упреками за мой якобы легкомысленный поступок, однако я не обращал на них никакого внимания. Сэм, Дик и Билли тоже были недовольны мной, но они по крайней мере не бранили меня.

Между тем краснокожие торжественным маршем приблизились к нам. Из их среды выступил воин поистине геркулесовского сложения. Он снял, за исключением ножа, все имевшееся при нем оружие и разделся до пояса. Всякий, кому пришлось бы увидеть эти не прикрытые одеждой мускулы, испугался бы за мою участь. Тангуа вывел силача на середину площадки и уверенным в победе голосом провозгласил:

— Вот стоит Метан-Аква[3], самый сильный воин киовов, до сих пор еще никому не удавалось отразить удары его ножа. Он вступит в бой с бледнолицым, получившим прозвище Разящей Руки.

Я последовал примеру противника и также разделся до пояса; хотя это и не было поставлено мне условием, но никто не должен был подумать, что в одежде я искал некой защиты от ударов ножа противника.

Затем рукояткой томагавка была начерчена на песке довольно большая восьмерка, после чего Тангуа предложил нам занять места. Метан-Аква окинул меня презрительным взглядом и хвастливо заявил:

— Эту белую собаку я прикончу с первого же удара!

— Смотри, чтобы я тебя раньше не укокошил! Нечего бахвалиться! Тебя, собственно, неправильно окрестили: вместо Метан-Аква ты должен был бы называться Ават-Я[4].

— Ават-Я! Скажите-ка, этот вонючий койот осмеливается ругать меня! Ну, так пусть же коршуны пожрут твои внутренности!

Мой противник сделал, однако, большую оплошность, произнеся эту угрозу, — теперь мне уже нетрудно было догадаться, каким приемом он собирался победить меня. Он упомянул внутренности! Очевидно, он намеревался раскроить мне ножом живот, вместо того чтобы вонзить его в сердце, как бы этого следовало ожидать.