Виннету

Судя по упитанным лицам моих товарищей, им тоже неплохо жилось в плену, но настроение и у них было не из веселых. Нам никто не мешал разговаривать, ибо Виннету, не обращая на нас внимания, стоял в стороне со своим отцом и вождем киовов Тангуа, тогда как апачи, которые сопровождали меня к месту казни, были заняты наведением порядка в окружавшей нас толпе индейцев.

В центе ее сидели дети, за ними — женщины и девушки. Среди последних находилась и Ншо-Чи, которая (я заметил это) почти не сводила с меня глаз. Далее виднелись юноши и, наконец, взрослые воины.

Наконец Инчу-Чуна, который стоял в промежутке между нами и зрителями, возвысил голос и сказал так громко, что все присутствовавшие могли его ясно слышать:

— О, мои краснокожие братья, сестры и дети, а также вы, воины племени киовов, — слушайте!

Он сделал паузу и, заметив, что внимание всех обращено на него, продолжал:

— Бледнолицые — враги краснокожих. Среди них редко можно встретить человека, взор которого дружески направлен на нас. Самый благородный из этих немногих бледнолицых явился к народу апачей, чтобы стать его другом и отцом. Поэтому мы и дали ему имя Клеки-Петра, что значит Белый Отец. Все мои братья и сестры знали и любили его. Пусть они подтвердят это!

— Хоуг!.. — одобрительно пронеслось по толпе.

Вождь продолжал:

— Клеки-Петра был нашим наставником во всем, чего мы раньше не знали, но что могло бы пойти нам на пользу. Но пришли эти белые, чтобы отнять у нас наше достояние и перебить нас. Мы разговаривали с ними мирно. Мы сказали им, что земля эта — наше достояние и им не принадлежит. И они ничего не могли возразить, они должны были признать это. Но когда мы потребовали, чтобы они отказались от своих притязаний и ушли, не вводя огненного коня на наши пастбища, они не исполнили требования и убили Клеки-Петру, которого мы любили и почитали. Пусть мои братья и сестры подтвердят, что я говорю правду!

— Хоуг!.. — громко и единодушно прозвучало ему в ответ.

— Мы привезли сюда труп убитого и хранили его до наступления дня отмщения, теперь этот день наступил. Сегодня мы похороним Клеки-Петру и вместе с ним того, кто его убил. Вместе с убийцей мы захватили в плен и тех, кто сопровождал его, когда совершилось злое дело. Это его друзья и товарищи, и они-то выдали нас киовам, хотя и отрицают свою вину. Если бы они находились в руках других краснокожих, то всего, что мы знаем о них, было бы достаточно, чтобы предать их мучительной смерти. Но мы последуем учению нашего Белого Отца и будем справедливыми судьями! На совете старейшин уже раньше было принято решение, что мы загоним предателей в воду, заставим бороться друг с другом и потом предадим их огню. Однако Разящая Рука, самый молодой из них, произнес слова, в которых местами сказалась мудрость преклонных лет. Да, они заслуживают смерти, и все же, по-видимому, они не были так преступны, как мы это думали. Бледнолицый, которого зовут Разящей Рукой, — самый благородный из них. Предоставим ему решить это дело, но пусть исход борьбы зависит от знатнейшего из нас. А таков я, Инчу-Чуна, вождь апачей!

Крик одобрения пронесся по рядам краснокожих. Но в то же время апачи были удивлены, что он сам решил вступить в единоборство со мной. Он мог ведь уклониться от опасности, которая, несомненно, угрожала и ему, поручив состязание кому-нибудь другому. Чтобы рассеять недоумение, он продолжил свою речь:

— Честь Инчу-Чуны и Виннету задета тем, что достаточно было удара кулака бледнолицего, чтобы сбить их с ног и оглушить. Они должны смыть это пятно, вступив в борьбу с этим бледнолицым. И Виннету должен уступить мне, ибо я старший и знатнейший вождь апачей. Он дал на это согласие, и, умертвив Разящую Руку, я восстановлю и свою честь, и честь моего сына! Мы освободим Разящую Руку от веревок и заставим его войти в воду реки и плыть, но оружия мы ему не дадим. Я последую за ним, захватив томагавк. Если Разящая Рука выйдет невредимым на берег и доберется до кедра, который растет там, на поляне, он будет спасен, как и все его спутники. Тогда они могут уйти куда им вздумается. Но если я убью его прежде, чем он достигнет того кедра, то всех его спутников также ждет смерть. Однако мы не будем пытать их и не сожжем, а расстреляем! Пусть все находящиеся здесь воины подтвердят, что слышали и поняли мои слова и что они одобряют мое решение!

Единогласное «хоуг!» прогремело в ответ.

Я подвергался, несомненно, очень большой опасности. Как бы я ни плыл по реке — прямо, вкось или зигзагами, — меня неизбежно бы настиг томагавк вождя, и я был бы убит. Оставалось, в сущности, только одна возможность спасения: я должен был нырять, а в этом искусстве я, к счастью, далеко не был мазилой, каковым, очевидно, меня считал сам Инчу-Чуна.