Винни Пух и философия обыденного языка

«Думаю, есть».

«Я бы хотел, чтобы ты поглядывал на меня время от времени и говорил: „Тц-тц-тц, похоже на дождь“. Я думаю, если бы ты так сделал, это бы помогло обмануть пчел».

Ладно, ты про себя посмеялся, мол, «глупый старый Медведь!», но вслух ничего не сказал, уж очень ты его любил, и идешь себе домой за зонтиком.

«О, где ты там!», зовет Пух, как только ты возвращаешься к дереву. «Я в тревоге, так как я сделал открытие, что пчелы теперь определенно Подозрительны».

«Мне зонтик раскрыть?», говоришь ты.

«Да, но подожди минутку. Надо быть практичными. Самое главное, сбить с толку Королевскую Пчелу. Ты видишь снизу Королевскую Пчелу?»

«Нет».

«Жаль. Ладно, теперь, если ты прогуливаешься с зонтиком, говори: „Тц-тц-тц, похоже на дождь“, а я сделаю то, что в моих силах, – спою небольшую Песнь Тучи, какую может петь туча… Начали!»

Итак, пока ты ходишь туда-сюда и интересуешься, не пахнет ли дождем, Winnie Пух поет свою Песнь:

Сладко спит на небе Туча
В Голубом Краю!
Я тебе погромче песню
Завсегда спою.
«Сладко спать мне, Черной Туче,
В Голубом Краю!»
Горделивой черной тучей
Завсегда лететь[12]

.

А пчелы гудят себе и гудят все так же подозрительно. Некоторые из них даже покидают на время свои гнезда и облетают вокруг тучи, и, как раз когда начался второй куплет, одна пчела взяла да и села ненадолго туче на нос и сразу опять улетела.

«Кристофер – Оу – Робин», – зовет туча.

«Да?»

«Я только что подумал и пришел к важному заключению. Это пчелы не того сорта».

«В самом деле?»

«Совершенно не того сорта. Поэтому я склонен думать, они и мед делают не того сорта, как ты думаешь?»

«Кто бы мог подумать?»

«Да. Так что я думаю, надо мне спускаться».

«Как?», спрашиваешь ты.

Winnie Пух об этом еще не думал. Если он выпустит веревку, он упадет – bump! – и ему это явно придется не по вкусу. Итак, он долго думает и затем говорит:

«Кристофер Робин, ты должен прострелить шар из ружья. Ты взял ружье?»

«Конечно, взял», говоришь ты, «но если я его прострелю, это его испортит».

«А если ты этого не сделаешь», говорит Пух, «мне придется отпустить веревку, и это меня испортит».

Когда он так повернул вопрос, ты видишь, что дело серьезное, тщательно прицеливаешься в шар и стреляешь.

«Оу!», говорит Пух.

«Я что, промахнулся?», спрашиваешь ты.

«Ты не то чтобы промахнулся», говорит Пух, «но ты промахнулся в шар».

«Извини, старик», говоришь ты и опять стреляешь и на этот раз попадаешь в шар. Воздух выходит из него, и Winnie Пух приземляется. Но его руки, онемевшие от держания шара, долгое время так и остаются торчать вверх, целую неделю, и, какая бы муха его ни укусила или просто ни села ему на нос, он должен был ее сдувать. И я думаю – хоть я и не уверен в этом – вот почему его всегда звали Пух.

«Это конец рассказа?», спросил Кристофер Робин.

«Конец этого. Есть другие».

«Про Пуха и Меня?»

«И про Поросенка, и Кролика, и всех-всех. Ты что, не помнишь?»

«Я-то помню, но потом, когда я пытаюсь вспомнить, то забываю».

«Помнишь тот день, когда Пух и Поросенок пытались поймать Heffalump'a?»

«Они ведь его не поймали?»

«Нет».

«Пух не может, потому что у него совсем нет мозгов. А я поймал его?»

«Это входит в рассказ».

Кристофер Робин кивнул.

«Я-то помню», говорит, «только Пух не очень-то. Вот он и любит, когда ему рассказывают по новой. Потому что тогда это действительно рассказ, а не одно воспоминание».

«Вот и мне так показалось», говорю.

Кристофер Робин глубоко вздыхает, берет своего медведя за ногу и выходит из комнаты, волоча Пуха за собой. В двери он поворачивается и говорит:

«Придешь посмотреть, как я принимаю ванну?»

«Может быть», говорю.

«Я ему не повредил, когда попал в него?»

«Нисколечко».

Он кивает и выходит, и через минуту я слышу Winnie Пуха – bump, bump, bump, – поднимающегося вслед за ним по лестнице.

Глава II. Нора

Эдуард Бэр, более известный своим друзьям как Winnie Пух, или просто Пух для краткости, однажды, громко хмыкая про себя, гулял по Лесу. Не далее как сегодня утром он сочинил небольшую Хмыкалку[14]. Произошло это во время утренних Упражнений от Тучности, глядя на себя в зеркало:

Tra-la-la, tra-la-la, потягиваясь во всю мочь; и далее Tra-la-la, tra-la-la-ox, на помощь, -la, пытаясь нагнуться до полу. После завтрака он несколько раз повторил ее про себя, пока не вызубрил всю наизусть, и теперь он ее хмыкал уже должным образом. Она звучала примерно так:

Rum-tum-tiddle-um-tum. Tiddle-iddle, tiddle-iddle, Tiddle-iddle, tiddle-iddle, Rum-tum-tum-tiddle-um.

Ладно, он, значит, хмыкает себе Хмыкалку и весело гуляет по Лесу, размышляя, что бы он делал, если бы он был не он, а кто-то еще, но вдруг он попадает на песчаный откос и обнаруживает в нем большую Дыру[15].