Вторым признаком, что сегодня не мой день, было хмурое лицо Эйдена, но я слишком тщательно мыла блендер, чтобы заметить это.
– Доброе утро, – сказала я, не поворачиваясь к нему.
Тишина. Я знала, что он не ответит, но все равно здоровалась с ним. Воспитание давало о себе знать.
Все шло своим чередом. Эйден пил свой смузи, я мыла грязную посуду. Собравшись, он первым нарушил тишину низким и хриплым со сна голосом.
– Какие планы на сегодня?
– В девять у тебя интервью на радио.
Эйден проворчал что-то в ответ.
– Потом приедут репортеры с телеканала.
Он снова проворчал, но на этот раз без особого энтузиазма.
И в этом его трудно было винить. Я сама не понимала, зачем менеджер Эйдена сделал такой упор на местных новостях. Одно дело – давать интервью в отеле, в пресс-центре или в раздевалке после матча. И совсем другое – встречаться с журналистами у себя дома. Весь вчерашний день я провела, приводя в порядок кухню и гостиную.
– Потом у тебя обед в доме для престарелых, которому ты пожертвовал деньги. Ты дал согласие в прошлом месяце, – сказала я и взглянула на Эйдена, почти ожидая, что он передумает и откажется туда ехать.
Но Эйден лишь едва заметно кивнул.
– Мне поехать с тобой? – спросила я на всякий случай. Я почти всегда сопровождала его везде в Далласе, но была бы рада, если бы смогла отвертеться.
– Да, – сонно буркнул он.
Проклятье.
– Хорошо. Мы должны выехать в восемь, чтобы не опоздать.
Он поднял два пальца в жесте, который означал «согласен», «принято» или что-то вроде этого. Допив смузи, Эйден встал и отдал мне пустые стаканы.
– Я буду в спортзале. Позови меня за пятнадцать минут до отъезда, чтобы я успел принять душ.
– Будет сделано, босс.
– Ванесса!
Я отправила брату сообщение и сунула свой личный телефон в задний карман джинсов, прежде чем заглянуть в комнату, где Эйден ждал интервью.
– Да, сэр?
– Я хочу еще воды.
Он сидел на краю дивана, уставившись в свой телефон. Он не отвечал на сообщения фанатов, если я не настаивала, не оплачивал счета и не писал в своих соцсетях – всем этим занималась я. Что он делал в телефоне, было выше моего понимания.
И мне было не настолько любопытно, чтобы подглядывать.
– Хорошо, сейчас принесу, – ответила я, пытаясь вспомнить, где видела комнату отдыха.
Мне потребовалось куда больше времени, чем я ожидала, чтобы найти торговый автомат, потому что, разумеется, нигде нет ни одного журналиста, когда они так нужны. Купив наконец две бутылки, я поспешила назад в зеленую комнату.
– Ты что, ходила за ними на Фиджи? – резко сказал Эйден, когда я вошла.
Э-э…
Я нахмурилась и моргнула. В комнате, кроме него, сидели две женщины. Слишком много макияжа, слишком глубокие декольте. Девушки, впрочем, меня не беспокоили. Все мое внимание было обращено на босса. Временного боса.
– Что-то не так? – осторожно спросила я, глядя ему прямо в глаза. Ситуация была такая неловкая, что девушки начали ерзать – как в детстве, когда родители твоего друга ругают его прямо при тебе.
– Нет, – он так же пристально смотрел на меня, и его ответ был больше похож на хлопок, чем на слово.
Почему я вообще утруждаю себя тупыми вопросами? Серьезно. Я подумала, что, возможно, лучше было просто промолчать. Но эти его угрюмые выходки начали действовать мне на нервы. Одно дело – его обычная ворчливость, а это – совсем другое. Тот факт, что он снова повел себя как кретин на людях, отложился у меня в голове, но его было достаточно легко проигнорировать и вытеснить из сознания, не заостряя на нем внимания, потому что я не была знакома с девушками, сидящими в комнате, и никогда их больше не увижу. Но то, что он сказал на виду у Кристиана, было совсем другой историей.
Теребя материал своего платка, я впилась взглядом в мордочку с усиками и не отводила от нее взгляда.
– Я знаю, наверное, я не вправе поднимать такие темы, но если ты хочешь о чем-то поговорить…
Каждое мое слово было пропитано злостью.
Все его внимание тоже было сосредоточено на мне. Эйден, одетый в свои обычные свободные шорты и футболку, выпрямился и положил телефон на бедро.
– Ты права. Я плачу тебе не за то, чтобы ты высказывала свое мнение.
Я подавила чувство, будто мой желудок в огне, и постаралась держать себя в руках. Я знала, каково это, когда к тебе придираются. Я знала, каково это, когда люди, о которых ты должен заботиться, дерьмово с тобой обращаются.
Я не собиралась плакать из-за Эйдена. Я не плакала из-за людей, которые не заслуживали моих слез, и Эйдену – особенно гребаному Эйдену – меня не сломить. Ни сейчас, ни когда-либо еще.