Виннипегская Стена и я (ЛП)

Мы ладили. Единственная причина, по которой мы расстались, — ему предложили работу в Сиэтле, и я не была уверена, что безумно влюблена в него, чтобы переехать через всю страну, еще дальше от людей, которые важны в моей жизни. Однажды я уже так сделала, уехав в колледж в Теннесси.

Эйден не соответствовал ни одной характеристике, которыми обладал мой бывший. Он не был забавным или милым, нам нравились разные вещи и, основываясь на последних двух неделях нашей совместной работы, мы не ладили.

И почему я вообще думала над тем, почему это плохая идея? Это ужасная затея. Та, которой я не собираюсь поддаваться. Никогда, ни за что.

Эйден, с другой стороны, не обращал внимания. Ему даже не надо было ничего говорить, чтобы я знала: он игнорирует все, что вылетает из моего рта.

— Эйден, послушай меня... — «во второй раз в своей жизни», — добавила я в своей голове. — Уверена, Тревор найдет кого-то. Просто попроси.

Этот комментарий привлек его внимание. Его широкие темные брови распрямились.

— Я не собираюсь говорить Тревору.

Я поправила очки, несмотря на то, что они были на месте.

— Ты сделаешь это? — спросил он.

Да, из-за этого я поморщилась. Я не доверила бы Тревору даже отправить мне что-то по почте.

— Что насчет Роба?

Никакого ответа.

Ха. Туше́.

— Зак?

Эйден просто отрицательно покачал головой.

— Твои друзья?

— Я бы уже сказал им, если бы хотел, чтобы они знали, — объяснил он осторожным тоном, в котором было слишком много смысла.

После этого комментария кое-что обрело смысл. Конечно, он серьезно был настроен на возвращение после травмы. И, самое главное, его ужасное настроение из-за страха, что его депортируют из страны, если он уйдет из футбола. Плюс, разборки с его менеджером и агентом, которые не поддерживали то, чего хотел Эйден после окончания контракта, и от этого становилось только хуже.

Но было кое-что, что не укладывалось у меня в голове, как только я над этим задумалась, и это не причина, почему он не хотел вернуться в Канаду или почему не хотел остаться в Далласе.

— Почему ты мне об этом рассказываешь? — спросила я нерешительно.

Карие глаза взглянули на меня, его широкий лоб прорезали линии.

Прежде чем смогла отговорить себя, я нахмурилась в ответ.

— Раньше ты мне никогда ничего не рассказывал, — я моргнула. — Никогда. Но теперь я ушла, и ты неожиданно появляешься у моей квартиры, просишь вернуться к тебе на работу, когда тебя совсем не заботило, что я ухожу, и ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж, чтобы оформить твои документы. Ты рассказываешь мне то, о чем не хочешь говорить никому другому... это странно, чувак. Не знаю, какого черта ты ожидаешь от меня в ответ.

— Я рассказываю тебе, потому что... — он открыл рот и также быстро закрыл его. Снова открыл, прежде чем закрыть, мускулы на его щеке двигались, как будто он не знал, зачем на самом деле делал это. Черт, я этого не знала. Наконец, Эйден пожал этими массивными, округлыми плечами и встретился своим взглядом с моим. — Ты мне нравишься, если мне вообще кто-то может нравиться.

Черт возьми.

Боже мой, черт возьми.

Диана однажды сказала, что у меня нет стержня. Вообще-то, я уверена, ее точные слова были: «Ты идиотка, Ван».

«Ты мне нравишься, если мне вообще кто-то может нравиться», — такое не должны считать комплиментом. Правда, не должны. Я не была настолько тупой. Но...

Неожиданно из меня вырвался грубый смешок, потом я засмеялась и подняла глаза к потолку.

От такого, как Эйден, полагаю, это самый большой комплимент, который я когда-либо слышала.

«Ты мне нравишься, если мне вообще кто-то может нравиться». Боже мой.

— Что смешного? — спросил Эйден, его рот хмуро изогнулся.

Я закрыла глаза рукой и склонилась над столешницей, смеялась и нервно потирала основание брови.

— Существует огромная разница между мной, чертовски не раздраженной из-за тебя, и между нами-друзьями, Эйден. Ты все четко прояснил, ты так не думаешь?

Он невинно заморгал, так искренне, и я не знала, что с этим делать.

— Мне все равно.

«Мне все равно».

Я разразилась смехом — правда, взорвалась от смеха — и уверена, казалось, будто я плачу, когда на самом деле я смеялась.

— Ты самая уравновешенная женщина, которую я когда-либо встречал.

«Уравновешенная». Он убивал меня.

Вот, чем стала моя жизнь. Принимаю полукомплименты от мужчины, который заботится лишь об одном — о себе. Мужчины, с которым я снова и снова пыталась подружиться, но безрезультатно.

К его чести, он немного подождал, прежде чем осторожно, слишком спокойно и мягко произнести:

— Это не смешно.

Пришлось присесть, потому что живот скрутило спазмом.