— Ты не отправишься в тюрьму.
— Я ужасная лгунья, — призналась я, потому что он понятия не имел, какая я была на самом деле плохая лгунья.
— Ты знала, что планируешь уйти, за несколько месяцев до того, как сделала это. Думаю, с этим у тебя все в порядке, — высказался он неожиданно слегка обидчивым тоном.
Из-за этого я могла бы вздрогнуть, если бы чувствовала вину за то, что сделала, но это не так. И тогда мне даже не пришло в голову, что он знал, что я долгое время планировала свой уход. Слова просто влетели в одно ухо и вылетели из другого.
— Я не лгала тебе. Я оставалась лишь потому, что тебе только стало лучше, и чувствовала себя плохо из-за того, что так скоро после этого собираюсь бросить тебя. Я не могла уговорить себя сделать это и лишь пыталась быть хорошим человеком. Есть разница.
Его густые брови приподнялись на миллиметр, но ни один другой мускул на его лице не отреагировал на мой комментарий.
— Ты сказала Заку, — обвинительно указал он.
Обвинение, которое я не собиралась принимать.
— Ага, я рассказала Заку, потому что он мой друг, — и я чертовски точно не собиралась извиняться за это. — Пожалуйста, скажи мне, когда я должна была рассказать тебе и ожидать слов «дай пять». Или ты собирался обнять меня и поздравить? — возможно, я смерила его взглядом «ты издеваешься надо мной?»
— Когда я, наконец, рассказала, тебе было плевать, Эйден. И половина вины на тебе. И все же... я так зла на тебя, понимаю, что так быть не должно. Просто ничего не могу с этим поделать. Ты не мой друг и никогда не пытался им стать. И никогда не заботился обо мне, пока тебе что-то не понадобилось, и сейчас, по какой-то странной причине, ты ведешь себя так, будто жить без меня не можешь. И мы оба знаем, что это полная хрень.
Мгновение он молчал, резко засопев, глазами пытаясь просверлить дыру в моей голове.
— Я извинился перед тобой. И я именно это и имел в виду. Ты знаешь, это так, — настаивал он, и я нехотя признала, что логическая часть моего мозга приняла это заявление за правду.
Эйден не извинялся, и, несмотря ни на что, он не лжец. Просто этого нет в его генах. Для него сказать слово на букву «И»? Нечто нереальное.
— У меня нет времени на друзей, а если бы и было, я все равно никуда не выхожу, чтобы их завести. Я всегда был таким. И у меня, правда, нет времени на отношения. Ты понимаешь это. Я не беспокоюсь о том, что нас поймают...
— Поэтому ты не отправишься в тюрьму, — напомнила я ему, шепча себе под нос, раздраженная его тактикой.
Он приподнял одну бровь еще на миллиметр, но именно его раздувающиеся ноздри выдали его гнев.
— Я провел исследования и проконсультировался с иммиграционным адвокатом. Мы можем сделать это. Все, что тебе надо сделать, — просто сначала заполнить за меня петицию.
Эйден не сказал, «я думаю, мы можем это сделать», он сказал, «сделаем это», и я не упустила этот нюанс.
— Ты знаешь, Эйден, из-за тебя сказать «да» чертовски тяжело. Когда я на тебя работала, я бы сделала для тебя почти все, что угодно, если бы ты попросил. Но теперь, особенно когда ты ведешь себя — все еще ведешь себя — так, будто одного «прости» достаточно, чтобы стереть проявление неуважения ко мне перед другими людьми, и то, что ты позволил кому-то говорить обо мне, и это вывело меня из себя. Как ты можешь просить меня о таком большом одолжении, когда я не чувствую никаких обязательств перед тобой? И у нас даже не было бы этого разговора, если бы я не хотела оплатить свои кредиты.
Я прикусила щеку изнутри.
— Я хочу сказать тебе оставить меня в покое, что я сама оплачу свои счета, как и планировала сделать. Мне не нужны твои деньги, — встретившись с ним взглядом, мне пришлось бороться с желанием разрыдаться. — Я бы хотела, чтобы ты уважал меня тогда, когда это что-то значило. Ты мне нравился. Я обожала тебя, и за несколько дней ты уничтожил все это.
Слова вылетели из моего рта раньше, чем я смогла их остановить.
Мы смотрели друг на друга. И смотрели. И смотрели еще несколько мгновений.
Когда я была ребенком, я узнала на тяжелом примере, как дорога правда. Иногда она стоит тебе людей в твоей жизни. Иногда некоторых вещей. И в этой жизни люди слишком дешевые, чтобы заплатить цену чем-то столь дорогим, как правда. В данном случае, ценник неожиданно ударил по Эйдену.
Медленно сделав нескольких вдохов, он опустил голову и почесал шею большой рукой. Его дыхание стало затрудненным, а вздох вышел размером с Аляску.
— Прости меня, — тон его голоса грубее, чем когда-либо, будто просеянный через песок и затем прикрытый осколками стекла. Тем не менее, его слова прозвучали как самые искренние и сердечные слова, вылетающие из его рта, по крайней мере, передо мной.
Но все равно, этого недостаточно.
— Я могу простить тебя. Уверена, когда меня не было рядом, ты в итоге сожалел об этом... — я убрала очки на макушку и потерла лоб тыльной стороной ладони, возвращая очки на место. — Слушай, это плохое начало для фальшивых отношений, ты так не думаешь?