— Быть можеть, это вѣрованіе равносильно трусости: ты не можешь понять меня, Алкапарронъ. Но, увы! Смерть! незнакомка, которая шпіонитъ и слѣдитъ за нами, насмѣхаясь надъ нашими тщеславіями и нашими утѣхами!.. Я ее презираю, смѣюсь надъ ней, жду ее безъ страха, чтобы наконецъ отдохвуть: и подобно мнѣ и многіе другіе. Но мы, люди, любимъ, и любовь понуждаетъ насъ дрожать за тѣхъ, которые насъ окружаютъ: она подрѣзываетъ нашу энергію, и мы падаемъ ницъ, труся и дрожа передъ этой колдуньей, сочиняя тысячи обмановъ, чтобы найти себѣ утѣшеніе въ ея преступленіи. Ахъ, если бы мы ихъ любили… какимъ храбрымъ и отважнымъ существомъ былъ бы человѣкъ!
Двуколка съ своимъ тряскимъ ходомъ уѣхала впередъ, оставивъ позади цыгана и Сальваьерру, которые останавливались, чтобы говорить. Они уже не видѣли ее. Имъ служили указаніемъ дальній ея скрипъ и плачъ семьи, идущей позади двуколки, и снова принявшейся за свое скорбвое пѣніе.
— Прощай, Мари-Кру! — кричали малютки, точно служки похорогной религіи. — Наша двоюродшая сестра умерла!..
Когда они замолкали на мгновеніе, раздавался голосъ старухи, полный отчаянія, пронзительный, точно голосъ жреца скорби.
— Угасла бѣлая голубка, нѣжная цыганка, еще не открывшійся бутонъ розы!.. Господи Боже! о чемъ ты думаешь, если ты только добрыхъ губишь?…
VII
Когда въ сентябрѣ мѣсяцѣ настала пора винограднаго сбора, богатые аъ Хересѣ были болѣе озабочены положеніемъ, принятымъ поденщиками, чѣмъ хорошимъ урожаемъ вина.
Въ «Circulo Caballista» даже наиболѣе веселые сеньоритосы забывали о хорошихъ статьяхъ своихъкобылъ, о достоинствахъ своихъ собакъ и о прелестяхъ дѣвушекъ, обладаніе которыми они другъ у друга оспаривали, чтобы говорить лишь только объ этихъ людяхъ, опаленныхъ солнцемъ, привыкшихъ къ труду, грязныхъ, еъ дурнымъ запахомъ и злопамятными глазами, работавшихъ на ихъ виноградникахъ.
Въ многочисленныхъ увеселительныхъ собраніяхъ, занимавшихъ почти всѣ нижніе этажи улицы Ларга, не говорили ни о чемъ другомъ. Что еще нужно виноградарямъ?… Они зарабатывають поденно десять реаловъ, ѣдять въ мискахъ менестру, которую заказываютъ себѣ сами, безъ вмѣшательства хозяина; зимой у нихъ на даню часъ отдыха, а лѣтомъ два часа, чтобы они не упали бездыханные на известковую землю, сыпавшую искрами; имъ позволяють выкуривать въ теченіе дня восемь сигаръ; а ночью большинство изъ нихъ спять, подославъ простыню на тростниковую цыновку. Настоящіе сибариты эти виноградари! — и они еще жалуются и требуютъ улучшеній, угрожая стачкой?…
Въ «Собраній Ѣздоковъ» владѣльцы виноградниковъ въ внезапномъ порывѣ состраданія проявляли умиленіе, говоря о полевыхъ работникахъ на мызахъ. Эти бѣдняги дѣйствительно заслуживаютъ лучшей участи. Два реала поденной платы, вся ихъ ѣда — отвратительная похлебка, а спятъ они на полу одѣтыя, менѣе защищенные кровомъ, чѣмъ даже животныя. Было бы естественно, еслибъ они выражали бы неудовольствіе, а не виноградари, живущіе сеньорами по сравненію съ полевыми работниками.
Но владѣльцы мызъ протестовали съ негодованіемъ, видя, что намѣреваются обрушить на нихъ всю тяжесть опасности. Если они не платятъ лучше полевымъ своимъ работникамъ, то лишь потому, что доходы мызъ очень незначительны. Возможно ли сравнивать доходы съ пшеницы, ячменя и скотоводства; съ доходами отъ этихъ виноградниковъ, прославленныхъ во всемъ мірѣ, изъ лозъ которыхъ золото льется потоками и даетъ владѣльцамъ ихъ въ иные годы болѣе легкую прибыль, чѣмъ еслибъ они выходили грабить на большую дорогу… Когда пользуешься такимъ богатствомъ, слѣдуетъ быть великодушными и удѣлить хоть малую толику благосостоянія тѣмъ, усиліями которыхъ оно поддерживается. Виноградари жалуются справедливо.
И на вечеринкахъ богачей происходили безпрерывные споры между владѣльцами мызъ и владѣльцами вивоградниковъ.
Праздная ихъ жизнь остановилась. Никто не подходилъ къ рулеткѣ; колоды картъ лежали не распечатанными на зеленыхъ столахъ; хорошенькія дѣвушки мелькали по тротуарамъ и ни одинъ изъ юнцовъ не высовывалъ изъ оконъ казино голову, отпуская имъ вслѣдъ комплименты и насмѣшливо мигая имъ глазами.
Швейцаръ «Собранія» искалъ, какъ очумѣвшій, ключь того, что въ уставѣ общества торжественно туловалось «библіотекой»: шкафъ, притаивішійся въ самомъ темномъ углу дома, съ скуднымъ содержимымъ, словно буфетъ бѣдняка. Сквозь пышную и покрытую паутиной стеклянную дверь его видвѣлись нѣсколько дюжинъ киигъ, до которыхъ никто не прикасался. Сеньоры члены «Собранія» чувствовали оебя внезапно охваченными жеданіемъ просвѣтиться, освѣдовдться о томъ, что называли соціальнымъ вопросомъ и каждый вечеръ они устремляли свои взоры на шкафь, словно на святую святыхъ науки, надѣясь, что, наконецъ, появится ключъ и они почерпнутъ изъ нѣдръ его столь желаный ими свѣтъ. Въ дѣйствительности не очень-то велика была ихъ поспѣшность получить свѣдѣнія о вопросахъ соціализма, свернувшихъ головы работникамъ.