Сеньорито переступилъ имъ дорогу. Какъ можно убивать другъ друга изъ-за того, чтобы танцовать съ какой-то одной дѣвушкой, когда ихъ столько здѣсь ожидающихъ танцоровъ? Пусть замолчатъ и развлекаются. И онъ заставилъ ихъ дать другъ другу руку и пить вмѣстѣ изъ одного стакана.
Музыка умолкла. Всѣ смотрѣли тревожно въ ту сторону эспланады, гдѣ были двое поссорившихся.
— Праздникъ пусть продолжается, — приказалъ Дюпонъ словно добродушный тиранъ. — Ничего не случилось здѣсь.
Музыка заиграла снова, парочки пустились опять плясать, и сеньорито вернулся въ кругъ. Стулъ Марикиты оказался пустымъ. Луисъ оглянулся кругомъ, но не увидѣлъ дѣвушки нигдѣ на площадкѣ.
Сеньоръ Ферминъ стоялъ, углубленный въ раздумье, созерцая руки Пакорра Орла, съ восхищеніемъ гитариста. Никто не видѣлъ, какъ удалилась Марія де-ла-Лусъ.
Дюпюнъ вошелъ въ домъ виноградныхъ давиленъ, идя на цыпочкахъ, открывая двери съ кошачьями ухватками, самъ не зная почему.
Онъ обыскалъ комнату приказчиака. Ему предсталялось, что дверь въ комнату Марикиты будетъ заперта; но при ервомъ же толчкѣ она пшроко распахнулась. Кровать дѣвушки оказалась пуста и вся комната въ порядкѣ, словно никто не входилъ сюда. Также пусто было и въ кухнѣ. Тихонько прошелъ онъ въ большую комнату, служившую спальней для работниковъ. Ни одной души! Затѣмъ онъ просунулъ голову въ отдѣленіе виноградныхъ давиленъ. Разсѣянный свѣтъ неба, проникавшій черезъ окна, бросалъ на полъ слегка прозрачныя пятна. Въ этомъ безмолвіи Дюпону послышался точно звукъ дыханія и слабое движеніе кого-то, лежащаго на полу.
Онъ пошелъ впередъ. Ноги его наткнулись на толстую дерюгу, а на ней лежало какое-то тѣло. Вставъ на колѣни, чтобы лучше видѣть, онъ скорѣе ощупью, чѣмъ глазами угадалъ Марію де-ла-Лусъ, пріютившуюся здѣсь. Безъ сомнѣнія ей было непріятго уйти въ себѣ въ комнату въ такомъ позорномъ видѣ.
Отъ прикосновенія рувъ Луиса, казалось, проснулась эта плоть, поверженная въ усыпленіе пьянства. Прелестное тѣло повернулось, глаза заблестѣли, одно мгновеніе усиливаясь остаться открытыми и горячія уста прошептали что-то сеньорито. Ему послышалось:
— Рафаэ… Рафаэ…
Больше она ничего не сказала.
Обнаженныя руки скрестились на шеѣ Луиса.
Марія де-ла-Лусъ падала и падала въ черную яму безсознанія, и падая цѣплялась съ отчаяніемъ за эту поддержку, сосредоточивая на ней всю свою волю, оставивъ свое тѣло въ безчувственномъ небреженіи.
VIII
Въ началѣ января забастовка работниковъ распространилась по всѣмъ окрестностямъ Хереса. Полевые поденщики на мызахъ присоединились къ виноградарямъ. Владѣльцы иммѣній, въ виду того, что въ зимніе мѣсяцы земледѣльческія работы не очень значительны, терпѣливо переносили этотъ конфликтъ.
— Они сдадутся, — говорили хозяева. — Зима жестокая и голодъ силенъ.
На виноградникахъ уборка лозъ производиласъ приказчиками вмѣстѣ съ болѣе преданными хозяину поденщиками, на которыхъ и обрушивалось негодованіе забастовщиковъ, называвшихъ ихъ предателями и угрожавшимъ имъ местью.
Люди богатые, несмотря на свое высокомѣріе, проявляли нѣкоторый страхъ, какъ и всегда. Мадридскія газеты заговорили по ихъ желанію о забастовкѣ въ Хересѣ, разрисовывая ее самыми черными красками, раздувая все дѣло и придавая ему значеніе національнаго бѣдствія.
Власть имущіе укорялись за ихъ беззаботность, но съ такими указаніями на неотложность, точно каждый богатый былъ осажденъ въ своемъ домѣ, защищаясь ружейными выстрѣлами противъ жестокой и голодной толпы. Правительство, чтобы положитъ конецъ жалобамъ этихъ нищенствующихъ у власти, послало, по обыкновенію, вооружевную силу, и въ Хересъ прибыли новые отряды жандармеріи, двѣ роты пѣхоты и конный эскадронъ, соединившійся со стражей у склада сѣмянъ.
Благопристойные люди, какъ ихъ называлъ Луисъ Дюпонъ, улыбались съ блаженствомъ при видѣ столькихъ красныхъ панталонъ на улицахъ. Въ ушахъ ихъ раздавалось словно самая лучшая музыка — бряцанье сабель по мостовой, и войдя въ свои казино, душа ихъ радовалась при видѣ сидящихъ вокругъ столовъ офицеровъ въ ихъ военныхъ мундирахъ.
Тѣ, кторые нѣсколько недѣль передъ тѣмъ оглушали правительство своими жалобами, точно имъ предстояла участь быть обезглавленными этими сборищами работниковъ, остававшихся у себя въ селахъ со скрещенными руками, не осмѣливаясь вступитъ въ Хересъ, — теперь выказывались надменными и хвастливыми до жесткости. Они смѣялись надъ хмурыми лицами забастовщиковъ, надъ ихъ глазами, въ которыхъ можно было прочесть голодъ и отчаявіе.
Сверхъ того, власти сочлдъи, что насталъ моментъ дѣйствовать устрашеніемъ, жандармерія арестовывала тѣхъ, кто стоялъ во главѣ рабочихъ союзовъ. Ежедневно отводилось нѣкоторое ихъ число въ тюрьму.
— Уже болѣе сорока человѣкъ взяты, — говорили люди свѣдущіе на званыхъ вечерахъ. — Когда накопится летъ сто или двѣсти, все успокоится какъ по мановенью волшебства.
Въ полночь сеньоры, выходя изъ казино, встрѣчали женпрнъ, закутанныхъ въ потертыхъ накидкахъ или съ юбками накинутыми на головы, и эти женщины просили милостыню.