Вино Асканты

- Призраки реальны, - задумчиво повторил Колдун, оставив без внимания вопросы вольного бойца. - А вообще мне пора. Свою точку зрения я изложил и, стало быть, этот пункт плана выполнил. Будем продолжать...

Грон с закипающим раздражением, стиснув зубы, слушал непонятные слова Колдуна.

- А если я заставлю тебя ответить? - глухо и угрожающе сказал он, шагнув к Колдуну.

- Что?

Отрешенно-задумчивый взгляд Колдуна стал изумленным. Он прикоснулся к руке Грона, покачал головой.

- Не надо. Ты ведь не сторонник применения силы, когда того не требуют обстоятельства. Я не прощаюсь. Отдыхай - возможно, скоро тебе предстоит встреча с озерными метателями.

Колдун неторопливо повернулся спиной к Грону и направился в сторону дороги. Поднял руку и, обернувшись, спокойно произнес:

- Распрягай Тинтана и ложись спать. Можешь мне поверить - сейчас тебя никто не потревожит.

И пропал, словно растворился в полумраке.

Грон с силой провел пальцами по глазам и тяжело опустился на траву, ощутив нечто похожее на головокружение. Посидел, глядя на огонь, тряхнул головой и приказал себе ни о чем не думать. Распряг коня, осушил до дня флягу с цветочным вином, растянулся на траве у костра и сразу провалился в черноту. Чернота оказалась плащом Колдуна, глядящего с черного неба, плащ распростерся от горизонта до горизонта, и в вышине кружились серебристые точки, и плавно скользили от звезды к звезде...

4

Он бесконечно долго брел в темноте, то и дело натыкаясь на гладкие мраморные стены, поворачивал из стороны в сторону и даже, кажется, не раз шел назад, блуждая по беззвучному подземному лабиринту. Тупики, повороты, тупики... И вдруг - робкий свет впереди. Он бросился к далекому светлому квадрату, скользя подошвами сапог по мраморному полу, отталкиваясь от стен, заставляя двигаться не желающие слушаться ноги. Дополз и встал, и простер руки к женщине, возникшей в светлом проеме. Женщина держала овальное блюдо, а на блюде стояла глубокая чаша, покрытая непонятными знаками. "Асканта..." - шепнул он непокорными губами. Женщина подняла голову, отхлынули от лица длинные волосы - и он увидел, что это Инейя, ничуть не изменившаяся с тех давних пор, когда он знал ее. Он замер, не смея подойти к той, чье тело предали огню в страшные времена Черной Беды, истреблявшей и старых, и молодых, к той, чей взгляд был для него когда-то - как вино, чей голос - как пенье рассветной птицы, чье прикосновение как звездный свет... Давно уже притупилась боль, давно смирилось сердце, но память осталась. "На песок набегает волна... Отступает... Но вслед ей другая... Так и память о ней, несравненной... словно волны... Волна за волной..."

Что это, что?.. Кто творит эти слова, почему они всплывают словно ниоткуда, подчиняясь неведомой силе?

Вновь, как когда-то, горько-сладостно защемило в груди. Он вздохнул и рванулся к Инейе. Блюдо исчезло из рук девушки с печальными глазами, и чаша со стуком разбилась о мраморный пол...

Грон резко повернулся, сел. Долго смотрел на выпавший из-за пояса кинжал, не в силах освободиться от сна, прошептал: "Инейя..." - и наконец окончательно обрел чувство реальности. Быстро осмотревшись, он, уже почти не удивляясь, понял, что вновь проснулся в другом месте. Стены небольшой комнаты с высоким сводчатым потолком были снизу доверху завешаны темными гобеленами; от угла до угла, от пола до потолка чередовались на них коричневые, серые, черные, темно-зеленые, фиолетовые растения, трехрогие косматые длиннохвостые звери-мертвоглазы из древних сказаний, мечи и боевые топоры, сгорбленные фигуры Изгнанных, оскаленные пасти пожирателей звезд, небесные символы, непонятные знаки общины Молчащих, змеевидные рыбы, переплетенные ленты, подобные тем, что бросают в огонь, провожая умерших. Пол был под стать гобеленам: темные, почти черные доски, плотно пригнанные одна к другой, казалось, поглощали тусклый свет. Свет неуверенно пробирался в комнату сквозь небольшое оконце, углубленное в толщу стены и закрытое изнутри и снаружи массивными решетками. Под окном вдоль стены тянулась широкая деревянная скамья, перед ней стоял круглый стол на колонноподобном основании, покрытый лиловой скатертью с длинной, свисающей до пола бахромой. Высокий кувшин, хлеб и поднос, уставленный глубокими мисками с едой, показывали, что кто-то позаботился о вольном бойце.

Грон встал с кровати, натянул сапоги, взял плащ, аккуратно уложенный на спинке у изголовья, и накинул на плечи. Кровать была низкой и широкой, лиловое покрывало с узорами не нарушало общий тон угрюмой комнаты. Грон поднял с пола кинжал, привесил его к поясу, и поискал глазами другое свое оружие. Вложенный в ножны меч лежал на полу у кровати, а вот ни арбалета, ни стрел вольный боец не обнаружил.